Только что вспомнил: мне сегодня утром приснилось, что ты умер. Совсем. А у меня первой мыслью было:
"Интересно, можно ли это считать уважительной причиной для того, чтобы дезертировть с ФБ?"
Фобия Микеле перед раздеванием в присутствии кого-либо.
Микеле кусает губы и пытается что-то сказать, объяснить, но в голове роятся исключительно итальянские слова, которые француз, каким бы замечательным он не был, в принципе не поймёт. С губ Локонте срывает одно лишь слово «фобия», которое на всех известных ему языках звучит примерно одинаково.
– Я понимаю, – кивает Флоран, привычный мягкий Фло, чаша терпения которого настолько велика, что в ней вполне может жить небольшая стая дельфинов. – Я не хочу тебя торопить. Как только почувствуешь, что тебе нехорошо, скажи – и я сразу остановлюсь, обещаю.
Микеле кивает, соглашаясь на такие условия, и протягивает руку вперёд. Флоран ловит его узкую ладонь в свои – контрастно большие и тёплые, но с точно такими же мозолями, оставленными гитарными струнами на подушечках пальцев. С парой мелких пуговиц на манжете Мот справляется за считанные секунды, но задирает рукав рубашки Локонте он медленно, не отрывая от лица Микеле внимательного взгляда.
Явленное миру предплечье Микеле едва не сводит судорогой от стресса, и Флоран ведёт кончиками пальцев по выступающим венам, по натянутым нервам, по едва заметно дрожащей коже – от запястья до локтя и обратно, ещё раз и ещё, совсем по чуть-чуть снимая болезненное напряжение. А лишь почувствовав, что рука Локонте обмякает, расслабляется доверчиво, Флоран почти сразу прекращает свою до невозможного, до нереального целомудренную ласку.
– И это всё? – в итоге всё-таки обретает голос Микеле, наблюдая, как Мот заботливо одергивает, застёгивает и лишний раз поправляет ему рукав.
– На первый раз достаточно, – спокойно кивает Флоран. – Бороться с фобиями нужно постепенно.
Чуть не забыл перетащить оттуда к себе и предыдущее исполнение.
О чём я только думал? Мне стыдно теперь, как всегда. А можно прям на сцене после спектакля? С использованием декораций.
Вариант АФлоран точно знал, как и зачем оказался на сцене: он следовал по кратчайшему маршруту к намеченной цели. Просто зал Дворца Спорта так велик, что обходить его не имеет смысла, если можно пробежаться насквозь, прямо между рядами кресел, забраться на сцену – и оказаться за кулисами куда быстрее, чем если бы пришлось блуждать по полутемным и пустым в вечернее время коридорам.
Что на сцене делал Микеле, Флоран не знал. Логика ему подкидывала варианты «прятался» и «поджидал», но здравый смысл упорно их отметал как маловероятные. Очевидно было лишь одно: Локонте уже некоторое время скучал и успел набраться решимости для реализации новой пришедшей в голову безумной затеи.
Решимость всегда прибавляла жилистому Микеле инерции, а может дело было в том, что Локонте на короткой дистанции ухитрился набрать достаточно впечатляющая скорость, да и не ожидающий подвоха в лице выбегающих на него из тени итальянцев Мот не успел сгруппироваться и встретить удар как полагается… В общем, Флоран сам не понял, как Микеле удалось схватить его за шиворот, протащить несколько шагов и силой впечатать лопатками в ближайшую плоскую вертикальную поверхность.
Поверхность отчетливо пахла свежей краской и угрожающе колола затылок Мота деревянными заусенцами, но возмутиться у него не было ни малейшей возможности. Локонте уже успел перейти от подготовительных действий (выслеживания и захвата цели) к активным и теперь самозабвенно целовал француза по-французски (с легким, ещё сильнее раззадоривающим итальянским акцентом).
От того, насколько тесно Микеле к нему прижимался и как откровенно притирался, в венах Флорана кровь бежала быстрее и целенаправленней, но параллельно с этим волнами по телу Мота раздавались жалобные вибрации конструкции, к которой его все сильнее прижимали спиной.
«Хрусть», – раздавалось в ушах Флорана громче, чем участившийся стук его сердца.
«Хрусть», – с каждым разом все сильнее, ведь Локонте не собирался ослаблять напора.
«Хрусть», – в этих звуках начинал прослеживаться ритм.
Сердце Мота пропустило удар, когда он не услышал очередного хруста. А потом конструкция подломилась окончательно, и Флоран рухнул вместе с ней навзничь, пребольно ударившись затылком.
Воспользовавшись тем, что оглушенный внезапный падением Локонте полулежит на нем, временно не предпринимая активных действий сексуального характера, Флоран осмотрелся и опознал в уроненном куске крашеной фанеры фрагмент декораций для постановки.
– И что мы теперь будем делать? – поинтересовался Мот.
– Я еще никогда не трахался на облаке, – вместо ответа сообщил Микеле с таким видом, будто намерен незамедлительно столь вопиющую несправедливость исправить.
Вариант Б
– Нет, я так не могу, – повалился на бок Флоран, оказавшись опасно близко к краю узкой кровати.
Микеле поднял лицо от подушки и окинул партнера по сцене и постели мутным, полным искренней обиды взглядом, какой бывает у возбужденных людей, которых вдруг, без причин и предупреждения лишили объекта страсти. При этом выглядел Локонте настолько притягательно, что Флоран тут же снова потянулся к нему обеими руками – и начал медленно, неотвратимо толкать в противоположную от себя сторону.
– Слезай немедленно, – шипел сквозь зубы непонимающе сопротивляющемуся Микеле Мот. – Продолжим лучше на полу, сцену мыли сегодня… А то эта скрипящая раритетная рухлядь, не иначе как заставшая Моцарта лично, грозит свести меня с ума.
Вариант В
Флоран толкается вперед с оттяжкой, сильно и под найденным опытным путем углом – и Микеле отзывается на это движение глухим стоном, прижимается к диванному подлокотнику и сильнее прогибается спину, царапает обивку коротко остриженными ногтями. И насколько Локонте в данный момент сосредоточен на ощущениях и старается не упустить не секунды, настолько же Мот не в себе.
Точнее, Флоран «не в сейчас», мыслями он пребывает несколькими часами раньше, когда мюзикл был в самом разгаре. Флоран раз за разом прокручивает один и тот же момент: вот Микеле проходит по сцене, вполоборота улыбаясь залу, вот он поворачивается и куда шире улыбается вышедшим на сцену музыкантам и Эстель, вот он разводит руки в стороны и резко кланяется, взмахивая длинными фалдами сюртука.
На короткие мгновения зал оживляется, по рядам прокатывается шепот, кое-где даже слышатся редкие аплодисменты. И – обязательно – отчетливо раздаются щелчки спускаемых затворов как минимум двух дюжин фотоаппаратов. В этот момент Моту хочется оказаться не на краю сцены, а в первом ряду зрительного зала. А еще ему очень хочется вообще вычеркнуть из сценария эту ремарку, ведь поклон Микеле – жест эротический почти на грани пошлости, несмотря на то, что Локонте при этом полностью одет.
Флоран научился не ревновать партнера ни к поклонникам, ни к коллегам, но от столь откровенного заигрывания с зрителями в его животе все равно змеей свивалось темное, злое чувство, которое просто невозможно без неприятных для обоих последствий долго держать в себе и тем более накапливать.
Вот и приходилось каждый раз, как только Дворец Спорта покинули и зрители, и артисты, и почти весь персонал, вытаскивать Микеле на сцену, на то же самое место, и со всей убедительностью доказывать эксклюзивное право не только смотреть издалека, но и трогать откровенно, и даже любить.
Только диван на хорошо смазанных колесиках катался по гладким доскам от излишне размашистых движений – туда-сюда, туда-сюда.
Постскриптум
– Микеле, слезай оттуда! «Мы всё остальное уже перепробовали» – не аргумент для того, чтобы забраться повыше и оттуда упасть. Эта… стремянка, или как лучше назвать данное сооружение, шатается уже под тобой одним. И я на неё не полезу, что бы ты ни сказал и ни сделал!
-
-
12.07.2012 в 00:42-
-
12.07.2012 в 01:19Люблю игру с идиомами
Ага, вот как это называется! Спасибо~
-
-
12.07.2012 в 22:00Признаться, сама не уверена - доверяю филологическому нюху
-
-
12.07.2012 в 22:03