*_Lezolirendaeriserail_* Я больше не арбузный герой, теперь я — мандариновый пришелец.
С ходу – ангстом в лоб.
Синген | Кенсин. Сидеть возле могил Датэ и Санады. «Мы не желали для них такого будущего». Синген | Кенсин. Сидеть возле могил Датэ и Санады. «Мы не желали для них такого будущего».
Они до сих пор понять не могут, где допустили ставшую настолько критической ошибку и почему всё закончилось именно так. Переглядываются только растерянно, как-то беспомощно – и даже немного при этом друг друга не узнают, потому что подобное бессильное выражение лица не свойственно ни Богу Войны из Этиго, ни Тигру из Каи. А они, между прочим, знают друг друга очень долго и очень, очень хорошо.
Синген вспоминает, как одна его встреча с Уэсуги при Каванакадзиме превратилась в тактическую игру, где по полю перемещались отряды, под чутким руководством своих командиров выписывая хитрые узоры. Сейчас Тигр из Каи не до конца уверен, кто же победил в той схватке разумов, но знает точно, что в тот день не пролилось ни капли крови. Наверное, он должен был раньше заметить, что подобного рода битву повторить Санада Юкимура и Датэ Масамуне бы не смогли, несмотря на все уроки наставника у одного и наличие опытного, доверенного генерала-стратега у другого.
Кенсин вспоминает, как одна его встреча с Такедой при Каванакадзиме превратилась в самую настоящую резню, в которой обе армии уничтожили друг друга почти полностью. Сейчас Бог Войны из Этиго не до конца уверен, кого можно считать победителем в той схватке, где проиграли оба и которую (в отдельные моменты) хотелось бы вычеркнуть из своей биографии как пятно позора. Но сейчас ему очень важно окунуться в настроение того страшного дня и почувствовать: когда он, не жалея никого, через два войска пробился к Сингену и вложил всего себя в наносимый своему вечному сопернику удар – он хотел убить Такеду или нет? Когда Тигр из Каи, отразив первый выпад боевым веером, складывал подобающее, полное искреннего восхищения стихотворение, не спеша вставал со своего походного стула и готовился к поединку один на один – прозванный Богом Войны его убить вообще мог?
Они оба думают – об одном и том же и каждый о своём – и молчат. Слова в подобных местах всегда почему-то кажутся либо фальшивыми и лишними, либо очевидными и тоже лишними, но Кенсин, как чуть менее заинтересованное лицо, всё-таки решает нарушить затянувшуюся гнетущую паузу.
– Мы не желали для них такого будущего, – сообщает он одну простую истину, обращаясь разве что к небу. И, так и не дождавшись ответа ни от низких облаков, ни от сидящего рядом Тигра из Каи (тот только вздыхает тяжело, как-то по-стариковски, словно доспех наконец-то обрёл весь свой немалый вес и теперь нестерпимо давит на плечи), снова замолкает.
Они действительно не хотели, чтобы всё закончилось так, они действовали исключительно из лучших побуждений и ориентируясь на самый доступный – свой – опыт.
Это оказалось довольно просто – устроить встречу Санады Юкимуры и Датэ Масамуне. Со всем остальным эти двое справились сами: заинтересовались друг в друге… в итоге стали хорошими, достойными друг друга противниками. Такими, что в итоге оказываются дороже и надёжнее любых союзников. Какими до сих пор остаются Такеда и Уэсуги – и будут всегда.
Наверное, всё дело в том, что отношения такого рода в столь неспокойное время – это не правило, а исключение из него. А Кенсину и Шингену просто очень повезло.
А у Юкимуры и Масамуне всё закончилось принципиально по-другому – так, что расцепить их в итоге не смогли, и теперь их имена выбиты двумя ровными столбцами на одном белоснежном камне. И он, стойко переносящий все разражающиеся вокруг как природные, так и людские катаклизмы, будет всегда напоминать Тигру из Каи и Богу Войны из Этиго об их единственной, но самой страшной и неисправимой ошибке.
Кодзюро / Масамуне. Сто, десять и ещё одно лишнее слово. Кодзюро / Масамуне. Сто, десять и ещё одно лишнее слово.
В словаре Кодзюро в принципе нет слов, чтобы выразить его чувства к господину. Научить подобному его никто не догадался, самому увидеть-услышать-запомнить-повторить ему как-то не нашлось времени.
Поэтому приходится Катакуре пользоваться теми словами, что у него есть: мучительно подбирать их и подгонять друг к другу. Получается длинно и всё равно недостаточно значительно, как ни старайся.
«Я буду жить ради Вас и умру за Вас с радостью», – примерно так.
Впрочем, Масамуне прекрасно понимает, что его Правый Глаз имеет в виду. Хотя где-то в его памяти бережно хранится короткое, странное словечко «love» с неясным значением, та фраза, которую в итоге удалось составить – и выразительно промолчать – Кодзюро, кажется Одноглазому Дракону куда более привычной и правильной.
Синген / Кенсин. Эпистолярная романтика. Синген / Кенсин. Эпистолярная романтика.
Устроить личную встречу – это, оказывается, очень сложно. Нужно сначала убедиться, что никто и беспокойных и амбициозных соседей не собирается вторгаться на твою территорию, потом привести свою армию не просто в готовый к бою, но в парадный вид, затем чинно и не спеша выдвинуться к Каванакадзиме… И обязательно подгадать такой момент, когда оба желающих увидеться лично – и, возможно, сразиться – смогут всё это сделать одновременно.
В таких условиях кое-как спасаться приходится письмами. Уж в них-то оба даймё могли себя не ограничивать и поэтому успели всё, даже сыграть достаточное количество партий в го (с переменным успехом, обратившимся в закономерную ничью).
Уэсуги Кэнсин сидел перед листом бумаги уже довольно долго – тушь на кисточке успела подсохнуть, – но он не мог сложить не строчки. Точнее, всё то, что приходило хозяину Этиго в голову, уже бывало отослано Сингэну в каком-либо из множества писем. Повторяться Кэнсину очень не хотелось.
Впрочем, в итоге Уэсуги удалось-таки выйти из создавшегося затруднительного положения с должным изяществом, а именно променяв благородное искусство поэзии на не менее благородное, но столь же выразительное искусство оригами.
Такэда Сингэн волновался (внутренне, ибо как-то демонстрировать сугубо личные переживания считал крайне неподобающим) и впервые в жизни хотел, чтобы послание от Кэнсина… слегка задержалось. Тигр из Каи совершенно не представлял, что может написать в ответ своему неизменно вызывающему восхищение сопернику.
Но куноити из Этиго оказалась быстра и неотвратима, как и всегда, и доставила письмо от своего господина точно в положенный срок.
Когда Такэда в полученном конверте обнаружил идеально сложенный из белоснежного листа цветок, он громко рассмеялся. И взял письменный прибор твёрдой, уверенной рукой.
…На бумаге перед Сингэном не было ни единого кандзи. Зато вырисовывался чёткий, тонкий и легко узнаваемый профиль.
Синген | Кенсин. Сидеть возле могил Датэ и Санады. «Мы не желали для них такого будущего». Синген | Кенсин. Сидеть возле могил Датэ и Санады. «Мы не желали для них такого будущего».
Они до сих пор понять не могут, где допустили ставшую настолько критической ошибку и почему всё закончилось именно так. Переглядываются только растерянно, как-то беспомощно – и даже немного при этом друг друга не узнают, потому что подобное бессильное выражение лица не свойственно ни Богу Войны из Этиго, ни Тигру из Каи. А они, между прочим, знают друг друга очень долго и очень, очень хорошо.
Синген вспоминает, как одна его встреча с Уэсуги при Каванакадзиме превратилась в тактическую игру, где по полю перемещались отряды, под чутким руководством своих командиров выписывая хитрые узоры. Сейчас Тигр из Каи не до конца уверен, кто же победил в той схватке разумов, но знает точно, что в тот день не пролилось ни капли крови. Наверное, он должен был раньше заметить, что подобного рода битву повторить Санада Юкимура и Датэ Масамуне бы не смогли, несмотря на все уроки наставника у одного и наличие опытного, доверенного генерала-стратега у другого.
Кенсин вспоминает, как одна его встреча с Такедой при Каванакадзиме превратилась в самую настоящую резню, в которой обе армии уничтожили друг друга почти полностью. Сейчас Бог Войны из Этиго не до конца уверен, кого можно считать победителем в той схватке, где проиграли оба и которую (в отдельные моменты) хотелось бы вычеркнуть из своей биографии как пятно позора. Но сейчас ему очень важно окунуться в настроение того страшного дня и почувствовать: когда он, не жалея никого, через два войска пробился к Сингену и вложил всего себя в наносимый своему вечному сопернику удар – он хотел убить Такеду или нет? Когда Тигр из Каи, отразив первый выпад боевым веером, складывал подобающее, полное искреннего восхищения стихотворение, не спеша вставал со своего походного стула и готовился к поединку один на один – прозванный Богом Войны его убить вообще мог?
Они оба думают – об одном и том же и каждый о своём – и молчат. Слова в подобных местах всегда почему-то кажутся либо фальшивыми и лишними, либо очевидными и тоже лишними, но Кенсин, как чуть менее заинтересованное лицо, всё-таки решает нарушить затянувшуюся гнетущую паузу.
– Мы не желали для них такого будущего, – сообщает он одну простую истину, обращаясь разве что к небу. И, так и не дождавшись ответа ни от низких облаков, ни от сидящего рядом Тигра из Каи (тот только вздыхает тяжело, как-то по-стариковски, словно доспех наконец-то обрёл весь свой немалый вес и теперь нестерпимо давит на плечи), снова замолкает.
Они действительно не хотели, чтобы всё закончилось так, они действовали исключительно из лучших побуждений и ориентируясь на самый доступный – свой – опыт.
Это оказалось довольно просто – устроить встречу Санады Юкимуры и Датэ Масамуне. Со всем остальным эти двое справились сами: заинтересовались друг в друге… в итоге стали хорошими, достойными друг друга противниками. Такими, что в итоге оказываются дороже и надёжнее любых союзников. Какими до сих пор остаются Такеда и Уэсуги – и будут всегда.
Наверное, всё дело в том, что отношения такого рода в столь неспокойное время – это не правило, а исключение из него. А Кенсину и Шингену просто очень повезло.
А у Юкимуры и Масамуне всё закончилось принципиально по-другому – так, что расцепить их в итоге не смогли, и теперь их имена выбиты двумя ровными столбцами на одном белоснежном камне. И он, стойко переносящий все разражающиеся вокруг как природные, так и людские катаклизмы, будет всегда напоминать Тигру из Каи и Богу Войны из Этиго об их единственной, но самой страшной и неисправимой ошибке.
Кодзюро / Масамуне. Сто, десять и ещё одно лишнее слово. Кодзюро / Масамуне. Сто, десять и ещё одно лишнее слово.
В словаре Кодзюро в принципе нет слов, чтобы выразить его чувства к господину. Научить подобному его никто не догадался, самому увидеть-услышать-запомнить-повторить ему как-то не нашлось времени.
Поэтому приходится Катакуре пользоваться теми словами, что у него есть: мучительно подбирать их и подгонять друг к другу. Получается длинно и всё равно недостаточно значительно, как ни старайся.
«Я буду жить ради Вас и умру за Вас с радостью», – примерно так.
Впрочем, Масамуне прекрасно понимает, что его Правый Глаз имеет в виду. Хотя где-то в его памяти бережно хранится короткое, странное словечко «love» с неясным значением, та фраза, которую в итоге удалось составить – и выразительно промолчать – Кодзюро, кажется Одноглазому Дракону куда более привычной и правильной.
Синген / Кенсин. Эпистолярная романтика. Синген / Кенсин. Эпистолярная романтика.
Устроить личную встречу – это, оказывается, очень сложно. Нужно сначала убедиться, что никто и беспокойных и амбициозных соседей не собирается вторгаться на твою территорию, потом привести свою армию не просто в готовый к бою, но в парадный вид, затем чинно и не спеша выдвинуться к Каванакадзиме… И обязательно подгадать такой момент, когда оба желающих увидеться лично – и, возможно, сразиться – смогут всё это сделать одновременно.
В таких условиях кое-как спасаться приходится письмами. Уж в них-то оба даймё могли себя не ограничивать и поэтому успели всё, даже сыграть достаточное количество партий в го (с переменным успехом, обратившимся в закономерную ничью).
Уэсуги Кэнсин сидел перед листом бумаги уже довольно долго – тушь на кисточке успела подсохнуть, – но он не мог сложить не строчки. Точнее, всё то, что приходило хозяину Этиго в голову, уже бывало отослано Сингэну в каком-либо из множества писем. Повторяться Кэнсину очень не хотелось.
Впрочем, в итоге Уэсуги удалось-таки выйти из создавшегося затруднительного положения с должным изяществом, а именно променяв благородное искусство поэзии на не менее благородное, но столь же выразительное искусство оригами.
Такэда Сингэн волновался (внутренне, ибо как-то демонстрировать сугубо личные переживания считал крайне неподобающим) и впервые в жизни хотел, чтобы послание от Кэнсина… слегка задержалось. Тигр из Каи совершенно не представлял, что может написать в ответ своему неизменно вызывающему восхищение сопернику.
Но куноити из Этиго оказалась быстра и неотвратима, как и всегда, и доставила письмо от своего господина точно в положенный срок.
Когда Такэда в полученном конверте обнаружил идеально сложенный из белоснежного листа цветок, он громко рассмеялся. И взял письменный прибор твёрдой, уверенной рукой.
…На бумаге перед Сингэном не было ни единого кандзи. Зато вырисовывался чёткий, тонкий и легко узнаваемый профиль.
@музыка: Andy McKee - Drifting
-
-
15.05.2011 в 23:08-
-
15.05.2011 в 23:11Почему я раньше не знал, что ты добрался до Басары?
Такеда и Уэсуги такие, дооо! Они могут!
-
-
15.05.2011 в 23:20и я только один раз рисовал по ним на ДР Казу х))
как дела твои, дарлинг?))
и да - они ух ух как могут, ящитаю! **
-
-
15.05.2011 в 23:25Дарлинг, у меня сессия - какие тут могут быть дела?))
И ух-ух, и ах-ах, и вааще могут! *_*
-
-
15.05.2011 в 23:32да у меня так же.. но басара то смотриться! рисунки рисуюцца! даже гулянки делаются х))))
о дааа,чувак, мы понимаем друг друга *брове*
-
-
15.05.2011 в 23:37Да уж) Писать фичочке на обратной стороне курсовика - это весело))
-
-
15.05.2011 в 23:38надо подписаться чтоле на тебя, а то чо я х)))
опа, вот где творятся великие вещи х))
-
-
15.05.2011 в 23:43Великие вещи творятся везде, где только под руку попадаются!
-
-
15.05.2011 в 23:52-
-
15.05.2011 в 23:56