Поэтому сходили на "Кон-Тики" (опять).
Лечение ПРЕКРАСНЫМ увело меня куда-то не туда!.
Тур/Турстейн, Кнут/Турстейн
Никаких реальных людей, разумеется.
444
У Кнута, как это обычно и бывало, нашлось очень простое и крайне лаконичное объяснение: Анды. У самого Турстейна с прикладной географией было не так хорошо, зато у него было безошибочное чутьё: не стоит сейчас даже пытаться выйти в эфир, лишь понапрасну заряд батарей потратишь.
И завтра не стоит.
И послезавтра тоже, потому что Анды всё-таки ужасно длинные, а плот всё не торопится ловить течение и поворачивать к западу.
У Тура не было ни объяснений, ни чутья, зато была вера. И его взгляд, этой веры полный до краёв, как полный бесконечным небом над небольшой норвежской деревушкой, грозил прожечь на обнажённой спине Турстейна дыру.
Спина у Турстейна, между прочим, и без этого побаливала: кожа сначала успела на солнце пообгореть, а потом ещё и морской солью пропитаться. И ему хотелось если не почесаться, то хотя бы повести плечами, стряхивая вязкое оцепенение. Вот только взгляд Тура, внимательный и горячий несмотря на ледяную синеву, не позволял делать лишних движений.
– Мне нужна связь, – повторил Тур и устало прикрыл глаза.
Турстейн больше почувствовал, чем увидел, как сидящий рядом Кнут медленно, неловко стянул с себя наушники и начал разворачиваться к Туру.
– Невозможно, – повторил Кнут, и спокойной уверенности в своей правоте было в его голосе почти столько же, сколько в словах Тура слышалось веры в правильность выбранного им пути.
Турстейн, больше не чувствуя на своей спине чужого взгляда, позволил себе расслабиться, потянулся, от души похрустев суставами, и тоже развернулся к Туру.
– Мы попробуем завтра, – улыбнулся Турстейн, попытавшись сгладить впечатление. – Прямо с утра. А потом ещё и вечером.
Более зоркий – или более внимательный к по-настоящему важным деталям – Кнут первым заметил, как дрогнули веки Тура, как зашуршали, силясь разлепиться, сплошь покрытые мелкими кристалликами соли длинные ресницы…
Если бы кто-то сказал тому же Герману, что на плоту можно слышать шорох чужих ресниц, он бы рассмеялся – с некоторой долей истерики. Но Кнут такое слышал, а вот стука брёвен, скрипа верёвок и треска паруса он не замечал вовсе – в отличие от сходившего от этих оглушительных звуков с ума Германа.
…Кнут выдвинулся вперёд, одновременно пытаясь ненавязчиво оттеснить Турстейна плечом и прикрыть его собой.
А Турстейн неожиданно для себя заметил, что они остались наедине, втроём, и даже Бенгт не маячит не периферии зрения, готовый любую ситуацию разбавить едким комментарием со шведским акцентом. Из-за чужого плеча Турстейн смог и Тура другим увидеть – и заметить тонкую чёрную трещину внутри него.
Пока тонкую, но медленно и страшно расползающуюся во все стороны. И почти как наяву Турстейн представил, как по этой трещине Тур ломается пополам, как дерево под порывом ураганного ветра.
– Если вам не хватает желания достичь успеха, – медленно произнёс Тур, и Турстейн видел, как в такт его губам шевелятся и края трещины, – я обеспечу вас необходимой мотивацией. Пока не передадите моё сообщение, никакого…