Данный текст не имеет отношения к реальным событиям.
Да и к реальным людям, по большому счёту, тоже.
800 слов.
Флоран, Микеле, местами Солаль.800 слов.
– Двадцать минут до начала, – сообщает Солаль, ни к кому конкретно не обращаясь. Фраза звучит вполне законченной и продолжения не требует, но всем сразу становится ясно, что именно Солаль недосказал, но изо всех сил подразумевал.
Микеле срывается с места в ту же секунду.
– Я его найду! – бросает он через плечо, уже убегая по коридору.
Неважно, где именно...
Неважно, где именно им приходится выступать. В любом здании находится какая-нибудь узкая лестница чёрного или пожарного входа, на одной из верхних площадок которой обнаруживается курящий Флоран.
– Голос себе испортишь, – неизменно приветствует его чуть запыхавшийся Микеле. Флоран делает последнюю затяжку и тушит сигарету в измятой жестяной пепельнице.
– Папа сказал, что нам через пятнадцать минут на сцену, – сообщает Микеле, но интонаций Солаля у него, разумеется, не получается.
– Не хочу идти, – отзывается Флоран. – Не хочу.
Мот каждый раз так говорит. Но они оба знают, что за беспричинную неявку на концерт им грозят прописанные в контракте кары и расстроенный Дов, причём последний страшнее всего того, что только могли придумать составлявшие договор юристы.
Микеле слышал это уже некоторое количество раз. И он больше не намерен это так просто оставлять.
– Почему? – спрашивает Локонте, не слишком надеясь на ответ, но готовый его вытрясти, даже если для этого придётся применить силу.
Микеле откровенно плохо представляет, как к Флорану можно применять силу, но он принял решение, и решимости ему теперь не занимать.
К счастью, Мот либо инстинктивно догадывается о своей участи, либо тоже больше не намерен терпеть самого себя.
– Я чувствую себя там неуместным. Лишним.
– И поэтому ты каждый раз норовишь отодвинуться куда-нибудь к самому краю сцены? – догадывается Микеле.
– Я просто не знаю, что делать и куда себя девать.
– А как ты тогда играть в самом мюзикле собираешься? – любопытствует Микеле.
– Это проще… Там есть режиссёр, который решит за меня. И это буду не совсем я, там будет мой персонаж. А тут нет никого, кто бы мне подсказал, как нужно двигаться.
– Хочешь, я тебя научу? У меня с этим проблем нет, – улыбается Микеле, и Флоран наконец решается на него посмотреть.
– Ни за что, – чеканит Мот. – Ни за что.
– Почему? – обижается Локонте.
– Это неприлично, – отрезает Флоран. В ответ на искреннее недоумение на лице Микеле он поясняет: – Такое можно терпеть разве что от какого-нибудь неуправляемого итальянца, которого переделывать всё равно бесполезно.
Локонте медленно осознаёт сказанное, а потом выкидывает его из головы – у него сейчас есть более важные вещи, о которых стоит поразмышлять, и не так уж много времени.
– А как ты выступаешь обычно? – интересуется Микеле. – Ты же музыкант? Сколько концертов у тебя было?
– Мне нет необходимости думать, куда деть руки, когда у меня в них есть гитара.
Локонте резко загорается этой идеей.
– Представляй, что она у тебя есть!
– Это будет выглядеть глупо.
– Или необязательно гитара… – Микеле закусывает губу. – Представь, что у тебя есть виолончель.
– Что? – Флоран чувствует, что не вписывается в кривую полёта мыслей Локонте, и теряется.
– Виолончель. Представь, что у тебя есть воображаемая виолончель, и играй на ней.
– Почему именно?..
– Виолончель – это очень сексуальный музыкальный инструмент, – как ни в чём не бывало сообщает Микеле.
– Я не умею на ней играть.
– Так я тебя научу!
– Не знал, что ты умеешь.
– На настоящей и правда не умею, – соглашается Локонте и тут же ослепительно улыбается снова: – Но на воображаемой – проще простого!
Флоран упускает тот момент, когда Микеле оказывается так близко к нему. За передвижениями Локонте вообще уследить непросто, а тут он, кажется, самого себя превосходит – без какого-либо перехода оказывается вплотную к Моту, ухитрившись ещё и развернуться к нему спиной.
– Доверься музыке, – шепчет Микеле, откинув голову Флорану на плечо, одну его руку увлекая вверх, а другую – укладывая себе на живот. – Ты же её слышишь, правда?
Флоран неуверенно нащупывает на запястье Микеле пульс и вслушивается в его ритм, перебирает пальцами по прессу Микеле, чувствуя где-то внутри тепло южного солнца… Флорану кажется, что у него понемногу начинает получаться.
До них доносится на редкость тактичное покашливание.
– Я очень не хочу вмешиваться в то таинство, что здесь происходит, – мягко укоряет Солаль, – но нам действительно пора.
– Фло! Фло!
Обернувшись на голос, Флоран видит сияющего больше обычного Микеле. Мот пока не знает, к добру это явление или нет, и инстинктивно внутренне пытается закрыться.
– Не прячься, – Локонте дергает Флорана за рукав, отлепляя от стены вытаскивая на середину коридора. Там Мота можно без помех обнять со всех сторон. – Я обо всём договорился с Довом!
– О чём? – внутренне холодеет Флоран. Он не может припомнить вопроса, который стоило бы обсуждать непосредственно с продюсером.
– Дов сказал, что это просто замечательная идея! – продолжает собственный монолог Микеле.
– Что?
Локонте подозрительно заглядывает Флорану в лицо.
– Что ты будешь выходить на сцену с гитарой. И не только петь, но и играть. Только Дов сказал, чтобы ты сам подобрал аккорды и сначала показал ему. Но ты не волнуйся…
Вклиниться в быструю речь Микеле невозможно, но у Мота всё равно нет слов.
А Микеле уже находит и сжимает его ладонь в своих – доверительно так, тепло, почему-то до дрожи приятно.
– Ты только не волнуйся. Вдвоём мы с этим точно справимся.