Я ударился головой о колонну, теперь она болит, раскалывается...
Сначала всё идёт хорошо.
...а потом ты обнаруживаешь себя на фикбуке дочитывающим шестую часть стостраничного аушного и оосного незаконченного макси, пишущегося от лица двух героев попеременно. В примерно четыре утра. И всё это из-за одной фразы в середине третьей главы.
Совершенно чудесной фразы, которая в нагромождении прочих лишних деталей даже немного теряется.
И мне даже не очень стыдно.


350 слов. Мольери.

Чем дольше музицировал Сальери, тем сильнее было желание Моцарта вмешаться, ненароком толкнуть под локоть, заставив сыграть не ту ноту, что была написана, а чуть-чуть сымпровизировать, ну или самому дотронуться до той самой клавиши, которую Сальери незаслуженно обходил стороной и один-единственный звук которой мог значительно обогатить всю мелодию.
Вольфганг смотрел на порхающие над клавишами пальцы Антонио и мог только сжимать свои собственные руки в кулаки, чтобы оставаться на своём месте. Вольфганг не знал, что может сделать Антонио в случае вторжения в его произведение, как Антонио отреагирует на постороннее вмешательство, и проверять это на практике Вольфгангу не очень-то хотелось.
Вольфганг чуть было не отвлёкся, представляя себе все варианты того, каким может быть задетый за самое важное в его жизни Антонио. Но одного мимолётного взгляда, искоса брошенного на него Сальери, Моцарту хватило, чтобы снова сосредоточиться на музыке и только на музыке.
Сальери со всем старанием доиграл фрагмент и со сдержанным, искренним любопытством повернулся к Моцарту.
Вольфганг замялся. Он знал, что Антонио ждёт от него мнения, рецензии, критики – именно за этим Моцарта сюда и пригласили, именно для этого Сальери устроил весь этот маленький концерт для единственного слушателя! – но не мог вымолвить и пары слов.
Не то чтобы Моцарту не понравилось… Он профессионально оценил тщательно выстроенную композицию, нашёл весьма удачным и приятным слуху лейтмотив, не смог не обратить внимание на мастерство исполнения, на чётко выдержанные паузы и несколько сложных смен темпа. Но Вольфганг при этом понимал, что сам он на месте Антонио решительно всё сделал бы немного иначе.
– Я… – начал Моцарт, сделал глубокий вдох и закончил так быстро, будто с пирса в ледяную воду прыгнул: – Не знаю, что сказать.
– Маэстро Моцарт, я приму любые ваши замечания, – покорно склонил голову Сальери.
– Может быть… – Вольфганг судорожно вспоминал, что в подобных случаях говорили ему самому. – Может быть, слишком мало нот?
Маска спокойствия на лице Антонио треснула удивлением.
– Мало нот? – недоверчиво переспросил Сальери. – Я не понимаю.
Вольфганг подскочил с места, всплеснув манжетами, и подошел к сидящему за инструментом, вставая за его спиной.
– Позвольте мне показать? – одна рука Моцарта накрыла ладонь Сальери, готовясь её направить, другая невесомо коснулась клавиш рядом. – Сыграйте ещё раз, с самого начала. Я буду вам подсказывать.