И вообще я собирался писать про Исиду, а Магоичи просто под руку подвернулась.
И я всё ещё не придумываю имён.
Все наниматели для Магоичи делились на два типа.
Первые на ритуальную фразу о заключении контракта и эхо звона красного колокола улыбались широко, пытаясь к себе расположить, и говорили что-нибудь вежливое, приятное, вдохновляющее.
Например: «Постараемся вместе!» Или там: «Спасибо».
Если бы гордая фракция Сайка заключала союз с Токугавой, Магоичи ждала бы от Иэясу именно такого.
Но Сайка решила встать на сторону Западной коалиции...Но Сайка решила встать на сторону Западной коалиции, и перед Магоичи стоял Мицунари, который предполагаемо относился ко второму типу: к тем, что не будет тратить время на лишние сантименты и с ходу отдаст какой-нибудь приказ.
Мицунари медлил, заставляя Сайку и её сопровождающих ждать.
Самой Магоичи очень хотелось переступить с ноги на ногу, но продемонстрировать такую маленькую слабость ей не позволяла гордость.
– Контракт заключён, – наконец произнёс Исида. Но закончил фразу он совсем не так, как этого от него ожидалось: – Не предавай меня.
Мицунари потом говорил что-то ещё (в основном про Тоётоми), Сайка ему даже отвечала (привычной фразой про то, что они сами себе хозяева), но мысли Магоичи были заняты только словами «Не предавай меня».
«Кем себя нужно считать, чтобы в первую очередь думать о таком?» – вертелся в голове Сайки вопрос, но ответа на него с ходу найти никак не получалось.
– Сигекане, Ёсимаса, – окликнула Магоичи и даже не удосужилась проверить, услышали ли её. – Не пускайте никого ко мне.
Услышали ли её или нет – по большому счёту не важно, приказ всё равно будет выполнен. Вся фракция Сайка, от самой Магоичи до последнего аркебузира, понимает друг друга с полувзгляда.
Магоичи не смогла бы внятно объяснить, зачем ей вообще понадобилось говорить такое вслух. Вся фракция Сайка, начиная от как раз упомянутых Сузуки Сигекане и Сатаке Ёсимасы, отлично понимает, что время от времени Магоичи банально требуется отдохнуть. Именно на её плечах лежит слишком много ответственности, именно у неё на поясе висит слишком много оружия.
Время от времени всё это жизненно необходимо с себя снимать, заодно с маской неприступного лидера отряда наёмников.
Сайка была уверена, что свои люди её не потревожат. Сайка была уверена, что свои люди не дадут чужим её потревожить.
Сайка очень не любила ошибаться в таких вещах.
– Магоичи! – громко окликнули её, и Сайка с удивлением узнала голос командующего Западной армией. – Какие дела у тебя были с Тёсокабе?
Главное – побороть первый, инстинктивный позыв выстрелить на неожиданный звук, а после взять себя в руки уже проще.
– Никаких, – недрогнувшим голосом ответила Сайка.
– Я знаю, что вы разговаривали. О чём? – гнул свою линию Исида.
– Старые знакомые могут перекинуться парой любезностей перед тем, как начать битву, – не собиралась кого-либо посвящать в свои личные дела Магоичи.
– Уж не сговаривались ли вы предать меня? – наконец высказал главную мысль Мицунари.
Сайка смерила своего текущего нанимателя тяжёлым взглядом, стараясь при этом выглядеть беспричинно оскорбленной.
Честно говоря, получилось не очень выразительно, но Магоичи честно старалась.
– Нет, – заявила она.
Исида не стал спорить, без слов прощания развернулся и ушёл. По лагерю гордой фракции Сайка Мицунари прошествовал с таким видом, будто любого вставшего на пути он разрежет пополам и пройдёт насквозь, не сбившись при этом с шага.
Но такой вид, конечно, не мог стать причиной нарушения субординации.
– Ёсимаса, я же отчётливо помню, как приказала…
– Да он оттолкнул меня с дороги и даже слова сказать не дал! – возмутился Сатаке.
– И двигался при этом так стремительно, что мы его поймать не успели, как он уже до тебя добрался, – внёс свою лепту в оправдание Сигекане.
Магоичи сначала посмотрела на Ёсимасу, который на поле боя обычно выступал с большой пушкой и почти не падал от её отдачи, потом на Сузуки, считавшегося самым проворным мечником во всей фракции…
– Он просто слишком целеустремлённый!
– Пожалуй… – не смогла не согласиться Магоичи.
Тревожное чувство никак не желало покидать Сайку.
Если ты воин, то привык доверять всем своим чувствам, и тревожным в первую очередь.
Магоичи начистила все пистолеты. Магоичи обошла лагерь, проверив посты. Магоичи ещё раз сверилась с картой, планируя утренний марш-бросок.
Тревожное чувство отступать не желало, а у Сайки понемногу кончались варианты того, на что же ей так упорно намекала трепетно выращенная во многих боях интуиция. Наконец у Магоичи остался только один вариант.
– Сигетомо, – позвала она одного из копейщиков. – Найди Ёсимасу, установите несколько ловушек.
– На лагерь предполагается нападение? С какой стороны? – тут же оживился Сигетомо.
– Нет, – скривилась Сайка. – Просто выройте несколько ловчих ям. – Недоумённый взгляд мастера ловушек заставил Магоичи уточнить, пусть сделано это было с ещё большим неудовольствием: – Непосредственно вокруг моего шатра.
Сигетомо удивился, но больше ничего не сказал, только кивнул коротко и отправился за напарником и рабочим инструментом.
О том, что приказ был выполнен неукоснительно, Сайку уведомил полный ярости вопль командующего Западной армией.
– Магоичи! – голосил преисполненный искренних чувств Исида. – Тебе придётся найти этому объяснение, или я буду расценивать это как нападение и предательство!
Сайка не сомневалась: перед решающим сражением Мицунари обязательно к ней заглянет, чтобы сказать пару напутственных слов. Скорее всего, Исида всех своих командиров обойдёт, никого не обделит вниманием.
– Магоичи, если ты меня предашь, тебя будешь проклята Хидеёси-сама, тебя прокляну я, – тут Мицунари сделал особенно страшные глаза, – и проклянёт Гёбу!
Долгие годы бытия наёмником научили Сайку спокойно и сдержанно реагировать на все выходки своих нанимателей.
Или никак не реагировать.
Стоять неподвижно и ждать, пока Исида закончит расписывать подробности и как всегда стремительно, не прощаясь, удалится.
– Да что же это такое? – позволит спросить у самой себя Магоичи, когда Мицунари будет достаточно далеко и гарантированно этого не услышит. – Какой необычный человек…
Но на самом деле ничего странного в Исиде не было.
Просто он тоже был воином, и у него тоже бывали тревожные чувства.
Причём оправданно.