Все кицуне как кицуне, а Мицунари — песец...
1.В ногах правды нет.
Смотреть выше глаз Мицунари нельзя. Это ведь почти тоже самое, что глядеть на него сверху вниз, а на королей, даже если они всего лишь неизвестно кем прозванные Короли Несчастий, там смотреть совершенно непозволительно. Отани не зря потратил столько времени на то, чтобы научиться парить равно на одном уровне с Исидой, висок к виску.
Смотреть в глаза Мицунари нельзя. Там, на дне прячется зародыш кровавого безумия, ярко-алой бури, грозящей смести всё на своём пути. Ёсицугу привык наблюдать за ней со стороны, но пока не готов оказаться с ней лицом к лицу.
Смотреть в рот Мицунари нельзя. Вообще нельзя смотреть собеседнику в рот, чтобы случайно не создалось впечатление, что ты ловишь любое его слово. Лучше просто слышать всё, даже прошептанное себе нос, особенно если оно никак к тебе не относится. И делать это надо с самым отстранённым и незаинтересованным видом, а в случае Отани – вовсе пряча лицо от чужих взоров.
Смотреть ещё ниже… можно. Вот только полированный нагрудник, неизвестно каким образом остающийся чистым и блестящим даже в гуще сражения, слепит подёрнутые бельмами глаза немногим слабее лучей полной луны. Ёсицугу, конечно, не против ещё одной толики боли, такой незначительной по сравнению с прочим, но суровая необходимость останавливает: глаза Отани пока нужны.
Смотреть ещё чуть ниже… и стыдливо опускать глаза. Это не те мысли, которые Ёсицугу может себе позволить.
Смотреть на ноги Мицунари можно. На них все смотрят, особенно те, кого Исида может посчитать врагом. Ведь неуловимое движение, грозящее быстрой смертью от меча главы Западной коалиции, начинается именно на уровне лодыжек.
Смотреть на ноги Мицунари почти невыносимо. Особенно в те моменты, когда он чуть сгибает колени и напрягает мышцы, готовый сорваться с места стремительным вихрем. И в те, когда он идёт вперёд решительным, но лёгким шагом. И в те, когда еле волочит ноги от усталости – не физической, а больше моральной. И в те, когда он просто расслабленно стоит, перенеся вес тела на пятки.
Особенно во все возможные моменты.
Особенно для Отани, который в себе больше всего ненавидит свои холодные, бледные и худые ноги, которые приходится складывать собственными руками.
2.
Не верьте Мацунаге, чайник приносящему.
– Вы обещали простить меня, если я отдам вам свою главную ценность…
Сложно сказать, что чувствовал Мацунага, произнося подобные слова, благо лицо он на всякий случай спрятал в неверных тенях, склонив голову ниже. Не столько из-за выражаемого почтения, сколько из необходимости уделить более пристальное внимание слишком сильно затянувшемуся узлу.
– Вот Хирагумо, – наконец развязал узорчатый чёрно-белый плат Хисахиде и продемонстрировал драгоценный плоский чайник во всей красе. – Я молю о снисхождении, Нобунага-ко.
Ода знал, что Мацунага непременно найдёт способ избежать наказания. Хисахиде достаточно своеволен для того, чтобы заботиться исключительно о собственных прихотях, но достаточно умён для того, чтобы ему в этом ничто не мешало. Включая великих завоевателей и объединителей Японии.
Иметь Хисахиде на своей стороне – это как сидеть на бочке с порохом: никогда не знаешь, от какой искры она взорвётся, а от какого дождя промокнет и искренне изобразит полную негодность. С той лишь разницей, что о взрыве, если он всё-таки произойдёт, ты загадочным образом узнаешь далеко не сразу, но это никак не отменит его последствий.
Оде всегда было интересно за Мацунагой наблюдать.
– Кажется, я уже это слышал, – Нобунага почти улыбался. – В прошлый раз, когда ты меня предал.
– Действительно, – не стал отрицать Хисахиде. – В прошлый раз вы изволили не только принять в дар моё сердце, но и выкинуть его в окно. Вот только мне никто не запрещал подбирать и склеивать осколки.
– Если я узнаю, что ты решил порадовать меня подделкой… – невысказанная угроза в устах Оды очень быстро превращается в пару тёмных провалов дула и палец на спусковом крючке.
«Как ты сможешь это определить?» – можно было прочитать во взгляде Мацунаги, но вслух он лишь сказал совсем другое:
– Если присмотритесь, сможете различить паутину трещин. Я очень старался сделать их незаметными, но это оказалось мне не под силу.
Старые чайники – совсем не то, на что Нобунага привык подолгу обращать своё внимание. Достаточно лишь секунды, чтобы прицелиться получше, ведь Ода пока не собирался ранить сидящего перед ним человека.
– Вы только что меня застрелили, – с явным сожалением в голосе констатировал Хисахиде. Он коснулся кончиками пальцев места, где совсем недавно стоял Хирагумо, покачал в ладони мелкую пыль и немногочисленные осколки, из которых уже не получился сложить целую вещь, тщательно изучил мелкую свинцовую дробь, так просто уничтожившую его главную ценность.
– Переживёшь, как всегда, – отозвался Нобунага. – Мне любопытно, что ты преподнесёшь мне в следующий раз.