Тот текст вполне себе закончен, и дополнять его не хочется.
Тем не менее, это ещё +1 небольшой фрагмент на тему кроссовера Басары с «Путём Меча».
Nameless
Длинные, сильные пальцы его Придатка (хорошие пальцы, разве что напряжены больше необходимого) плотно обхватывали ножны у самого устья, сам Блистающий свободно висел в опущенной руке – не в том положении, в котором принято себя демонстрировать, но мне было его видно достаточно хорошо.
Клинок, чью совершенную форму и остроту не скроешь ножнами, а лишь подчеркнёшь. Оплётку рукояти, что не будет проскальзывать даже во влажной ладони. Две резных цубы – я видел всё в мельчайших деталях.
Человек на моём месте мог бы закрыть глаза и сосредоточиться на более глубоких ощущениях. Мне, как любому другому Блистающему, закрывать было откровенно нечего, и даже в ножны прятаться было бесполезно. Я видел перед собой меч очень отчетливо и во всех подробностях. Но суть Блистающего напротив была совсем иная, и это противоречие формы и содержания как-то сбивало с толку.
Больше всего по сущности он почему-то был похож на узкий метательный нож, идеально сбалансированный для свободного полёта и совершенно не способный выдержать прямого столкновения с другим Блистающим. И я понятия не имел, что с ним делать. Ну не Беседовать же! Ведь он не умеет, очевидно не умеет – он только Говорит (никаких длинных Фраз, наполненных хитрыми переходами и связками, только отдельные Слова) и не способен Слушать со-Беседника…
Масамуне было проще. Он видел перед собой такого же человека с мечом, как и он сам, и ничто его не беспокоило. Напротив Масамуне стоял враг, с врагом нужно было драться, но это не отменяло всех тех ритуалов, что соблюдаешь для себя самого. У руки, вскинувшей меня в приветственном салюте, не было никаких сомнений, и я, очнувшись от странного оцепенения, вслед за своим Придатком звонко назвал своё имя, словно всему миру объявляя: «Мы – здесь!»
Такой жест никогда не требовал аналогичного отклика, но всегда его получал. Этот раз стал исключением.
Когда я-Масамуне принял боевую стойку, у нас появилось несколько лишних вдохов перед началом схватки.
– Как тебя зовут? – напрямую спросил я у не понимающего намёков врага. Почему-то мне казалось, что он не удостоит меня ответом, но всё же я услышал его резкий голос.
– У меня нет имени, – и это были немного не те слова, какие я ожидал.
А потом его Придаток низко наклонился и рванул вперёд, сокращая расстояние между нами длинными мягкими шагами. Но я не мог сдвинуться ни на ладонь, потому что другой Блистающий всё ещё висел в низко опущенной руке, и был в ножнах, и как-то не стремился явить мне себя во всей красе обнажённого лезвия.
«Кагехиде, не спи!» – мысленно прикрикнул на меня Масамуне. Он взглядом указал мне на замершую на уровне живота правую руку Придатка Безымянного, на её медленное, точно рассчитанное, неуловимое стремление к рукояти Блистающего…
Отразить неизбежно последовавший удар нам удалось лишь совместными усилиями и изрядной долей везения. Рассмотреть хамон Безымянного я откровенно не успел, ведь он мгновенно вернулся обратно под защиту ножен, а его Придаток уже разрывал дистанцию до безопасной и прикидывал следующее направление атаки…
Нам пришлось уйти в глухую защиту, чтобы успевать сыплющиеся со всех (даже с тех, где не было никакого меча!) сторон удары. Но вместе с упоением боем меня постепенно заполнял чистый восторг. Мастерство Контроля Безымянного было на высоком уровне само по себе, но то, как именно он его использовал, едва не заставляло завороженно замереть и безропотно подставиться под удар, лишь бы увидеть его во всей красе.
Кончик клинка Безымянного замирал точно в том месте, где этого хотели Блистающий и его Придаток. Вот только эти выпады не остановились бы на волос от ранимой человеческой кожи, а прошли бы чуть-чуть дальше. Вошли бы в тело точно в тех точках, где жизнь обрывается слишком просто, и лезвие погружалось бы в плоть ни на миллиметр больше, чем того требовала необходимость.
И после каждого удара Безымянный возвращался в ножны – отточенным и быстрым движением, малейшая ошибка в котором стоила бы его Придатку пальцев левой руки.
Я сопротивлялся изо всех сил, но ничего не мог противопоставить этому порочному совершенству.
Для полноты картины не хватает Цуруги. Очевидно не хватает!