Мне кажется, что мои короткие зарисовочки планомерно растут...
Drrr!! * T&B
Иван работает в «Русских суши»Иван работает в «Русских суши».
– Эй, Оригами, – окликивает Каменный Бизон, – что это у тебя?
Иван оглядывает себя, вертится на месте, пытаясь понять, о чём идёт речь. Антонио указывает на его плечо.
– Это… – Карелин мнётся. Он правда не знает, как объяснить появление новой надписи на своём костюме.
Заинтересовавшийся диалогом Натан подходит ближе к Оригами и наклоняется, вчитываясь в сравнительно небольшую нашивку.
– «Русские суши», – декламирует он. – Похоже на название компании… Неужели нашёл себе нового спонсора?
Лопез удивлённо приподнимает бровь:
– А почему тогда не на геройском костюме, а на обычном?
Иван вздыхает.
– Вы неправильно поняли, это не спонсор. Я просто там работаю. – Оригами поднимает на товарищей глаза и улыбается широко, как Саймон показывал. – Приходите в «Русские суши».
Самое сложное в работе в «Русских суши» – это раздавать листовки.
Обычно этим, конечно, занимает сам Саймон, но по вечерам, когда в ресторане много посетителей, Брежневу приходится помогать на кухне. Саймон раньше всегда сетовал, что приходится прерывать его рекламную кампанию и оставлять пост под вывеской ресторана. Теперь Брежнев каждый раз радуется, что к ним пришёл не просто новый работник, а ещё и некст с такой полезной способностью.
Сложнее всего Ивану приходится из-за того, что у Саймона очень много знакомых. У Карелина есть все основания полагать, что примерно половину проходящих мимо ресторана настоящий Брежнев знает в лицо, из них треть – по именам, при этом найти, о чём перекинуться парой слов, он способен в беседе с любым. И это необязательно будут только суши.
Но у Ивана есть полезный опыт: он хорошо умеет оказывать в нужном месте и попадать в объектив, а если надо появиться в поле зрения и привлечь внимание, то нет никакой разницы, стоишь ты перед камерой или перед случайным прохожим.
Карелин выхватывает в толпе знакомое лицо и машет рукой особенно усердно – первые несколько дней ему пришлось наблюдать за Саймоном со стороны, чтобы получше запомнить все его жесты и привычку себя держать.
– О, Микадо, – Иван произносит слово медленно, тщательно проговаривая каждый слог. Чужую внешность и голос ему даёт способность некста, но над акцентом и интонациями ему приходится трудиться самому. – Зайдешь на ужин? Сегодня суши по особому рецепту! Очень вкусно!
– Спасибо, Саймон-сан, – на ходу кланяется Рюгамине, не отрывая глаз от экрана телефона и не прекращая набирать сообщение. – Как-нибудь в другой раз.
Оригами горестно вздыхает и переключается на следующую жертву.
– Не надо меня приглашать, я и так собирался зайти, – Изая не даёт произнести начинающую надоедать фразу про суши и здоровается первым: – Добрый вечер, Иван-кун.
Оригами замирает – до этого момента его никто так просто не узнавал. Впору начать задумываться, что, по слухам, нексты со временем могут терять свои силы.
Информатор подходит вплотную и, приподнявшись на цыпочки, шепчет не успевшему опомнится Карелину прямо в ухо.
– На твоём месте я бы сегодня отпросился пораньше. Говорят, кое-какие из цветных банд планируют сегодня что-то интересное. Ваш телеканал уже предупреждён, и на случай непредвиденных ситуаций соберут всех свободных героев.
Оригами находит в себе силы кивнуть.
– Спасибо за информацию, Орихара-сан. Но сначала я всё-таки закончу свою работу здесь.
Иван вкладывает Изае в руку сложенный вдвое лист с обновлённым меню, подталкивает его широкой ладонью ко входу в ресторан и поворачивается навстречу новым потенциальным посетителям.
Работа героем – это такая опасная и сложная штука, в которой без взаимовыручки и поддержки не обойтись. И со временем привычка помогать друг другу так въедается в плоть и кровь, что начинает распространяться даже на те сферы жизни, что не скрыты под масками.
Так, например, Карина твёрдо знает, что для её песен всегда найдутся по крайней мере два слушателя.
Лайл скептически окидывает помещение взглядом и решительно заявляет:
– Я не буду здесь петь.
– Почему? – с почти невинным лицом приподнимает брови Карелин, и в этом жесте Карине чудится что-то неуловимо напоминающее Дикого Тигра. Умом она понимает, что Иван тонко и умело использует свою способность, но сердце её все равно предательски тает.
– Помещение неподходящее, – убеждает в первую очередь она сама себя. – Места мало, музыкальный инструмент расположить негде… К тому же я привыкла выступать перед публикой, которая пусть и устроилась удобно за столиками и что-то раздражающе жуёт, но хотя бы не прячется в нишах и за перегородками. И вообще, мой репертуар никак не сочетается ни с суши, ни, тем более, с русским!
Оригами опускает голову, принимая аргументы. Но все-таки делает еще попытку.
– Но, может быть, ты немного согласишься нам помочь, раз уж все равно зашла?
– Это чем же?
– У нас тут холодильник… сломался. Но нельзя же допустить, чтобы продукты в ресторане испортились. Не могла бы ты…
Раздраженная Голубая Роза – это ледяные искры в воздухе, пронизывающий насквозь холод и начинающие неумолимо синеть сжатые губы.
– Только не говори, что ты меня специально за этим пригласил, а просьба устроить концерт была лишь удобным предлогом!
Раздраженной Голубой Розы касаться ни в коем случае нельзя – заледенеешь в один миг. Но руки Саймона сплошь покрыты потерявшими чувствительность рубцами, и он вполне может позволить себе положить широкую и горячую ладонь на плечо ледяной девы.
– Помогать друзьям хорошо, – улыбается он Карине.
Лайл дергает плечом, сбрасывая с себя чужую кисть, и медленно начинает отогреваться.
– Веди, показывай…
Drrr!! * KHR
Селти и СкаллСелти и Скалл. Шлем.
Даллахан может ездить на чём угодно, и то, что обычно это лошадь, – лишь дань традиции. Стурлусон знает, что дух скакуна можно вселить в любую вещь, а не только в конский труп, и умеет это делать почти на подсознательном уровне, сама до конца не понимая, как именно это у неё получается. Но до того, как вдохнуть новую жизнь во вдребезги разбитый чёрный байк, Селти думала, что нет особой разницы, на чём именно колесить по дорогам.
У даллахана нет обычных для человека чувств. Например, ощущения, вызываемые бьющим в лицо ветром, Селти не может понять хотя бы в силу отсутствия у неё головы. Но появление в её распоряжении мотоцикла что-то в Стурлусон меняет.
Например, ей начинает нравится скорость и даруемая ею иллюзия полёта.
Селти хочется выжать газ до упора и раскинуть в стороны руки, опасно и беспечно выпустив из пальцев руль, а ещё при этом у неё в груди сам собой копится воздух и ворочается что-то горячее, мечтая прорваться наружу невозможным криком.
И Стурлусон искренне не понимает, почему другие не разделяют её чувств.
Конечно, жизнь в большом городе кипит круглосуточно, но всё же ночью на дорогах бывает достаточно места для того, чтобы развить приличную скорость. Однако в пределах Икебукуро компанию наслаждающейся быстрой ездой даллахан составляют разве что полицейские.
В попытке скрыться именно от них Селти случайно заезжает в другой, почти незнакомый ей район. И, пытаясь выбраться из сплетения его дорог, на одном из шоссе совершенно случайно обнаруживает другого пьяного бьющим в забрало шлема ветром байкера.
– Отличная ночь, – приветствует он Стурлусон, пока та с чисто женским любопытством рассматривает яркие и дерзкие фиолетовые полосы на его мотоцикле. Если посмотреть под определённым углом – поднимающийся от шеи даллахан дымок медленно покачивается из стороны в сторону, и кажется, будто она склоняет голову то к одному, то к другому плечу – то они начинают складываться в слово… в прозвище.
Скалл не снимает шлема, но голос его при этом слышен звонко и отчётливо.
[Сам сделал?] – демонстрирует Селти на в мгновение появившемся из рукава коммуникаторе. Для того, чтобы надпись разобрать, Скаллу приходится подкатиться чуть ближе и наклониться.
Даллахан имеет в виду украшения, но её понимают иначе.
– Нет, с шлемом мне один знакомый подсобил. Говорит, раз ты всё равно никогда не снимаешь защиту с пустой головы, которую вообще сломать не жалко, то хотя бы научись в нём нормально общаться.
Стурлусон понимающе кивает.
– А ты тоже никогда не снимаешь шлем?
Селти многозначительно поводит и пожимает плечами, но потом всё-таки комментирует свой ответ:
[Только наедине с одним человеком. И то не всегда.]
Скалл косится на коммуникатор в руке девушки – конечно, под тёмным пластиком не видно выражения его лица, но об этом можно догадаться – и принимает непростое для себя решение. Он медленно поднимает руки, осторожно снимает собственный шлем и протягивает его даллахан.
– Держи.
Стурлусон с долей недоверия смотрит на подарок, потом переводит взгляд на дарящего (выкрашенные в нереальный оттенок волосы взлохмачены, зубы нервно прикусывают тонкое колечко в нижней губе, но подведённые чёрным глаза улыбаются). Несколько раз демонстративно прячет в рукав и снова достаёт коммуникатор, отчётливыми щелчками намекая, что у неё уже есть средство для связи с миром.
– Если у тебя есть один человек, – Скалл выделяет последние два слова голосом, – то он тебе нужнее.
Даллахан не привыкла открывать свою суть каждому встречному, но в этот раз у неё не остаётся выбора.