Конечно,_нужно_было_сходить_и_принять_меры.
Хабашира и Хирума
– Неужели больше некому этим заняться? – ворчит Руи. – Неужели среди всех людей, когда-либо имевших с тобой дело, не нашлось ни одного, который…
Выстрел не даёт Хабашире договорить. Капитан Хамелеонов даже высовывает язык и недоверчиво касается им щеки – пуля пролетела так близко, что обдала кожу горячим воздухом.
Руи далеко не заботливый и не гуманный человек, но в данный момент ему очень хочется оглянуться и проверить, не лежит ли за его спиной труп какого-нибудь случайного прохожего. Пальба в воздух – это почти безопасно, а вот в чью-нибудь голову – серьёзно даже для Хирумы.
Вот только перестать смотреть дьяволу из Деймона в глаза – это гарантированно спровоцировать второй выстрел.
Хирума, как обычно, остывает и берёт себя в руки быстро. В мгновение ока пистолет в его руках сменяется на куда более угрожающую чёрную записную книжку, и Ёичи погружается в её изучение, быстро листая страницы.
– Такси, такси… – бормочет он себе под нос.
Хабашира готов поспорить на Рождественский Кубок, что всё написанное в этом блокноте Хирума знает наизусть, а явление миру зловещей книжицы – лишь очередной трюк, демонстрация и лишнее напоминание окружающим о своей над ними власти.
– Из всех моих потенциальных личных водителей, которые не смогли бы мне отказать в просьбе прямо сейчас отправиться в соседний город, – Ёичи многозначительно помахал полным компрометирующей информации блокнотом и спрятал его во внутренний карман, – выбрать именно тебя у меня было целых три причины.
Хирума пригладил волосы и тщательно заправил выбеленные пряди под надетый шлем.
– Первая: при условии отсутствия багажа и срочных дел езда на мотоцикле предпочтительнее, чем на автомобиле. А это значительно сокращает список возможных кандидатов. Вторая... – он осторожно поднял небрежно брошенный на сидение пиджак Руи и набросил себе на плечи. – Форма Зокугаку заслуженно считается одной из самых удобных. И третья... Мне некогда о ней рассказывать, я ведь спешу.
Хабашире ничего не остаётся, кроме как завести мотор.
Руи падает, едва переступив порог квартиры. В данный момент его не волнует, куда именно Хирума его привёл и не собирался ли он остаться здесь в гордом одиночестве, отправив Хабаширу куда подальше.
Многочасовая поездка способна вымотать кого угодно. Хорошо ещё, что шоссе оказалось почти пустым (неужели дьявол заранее этим озаботился?).
Ёичи опускается рядом почти сразу, как только закрывает входную дверь. Капитан Хамелеонов – это не родные Летучие Мыши, перед ним не нужно держать лицо и можно позволить себе маленькую слабость вроде бессильного лежания прямо на полу. Который, хоть и покрыт циновкой, всё равно довольно холодный.
– А третья причина, – вдруг вспоминает Хирума о неоконченном разговоре, – у тебя очень длинные руки.
Он пододвигается ближе к Руи, берёт его за запястья – точная и цепкая хватка квотербека – и тщательно обматывает себя нечеловечески длинными и гибкими руками Хамелеона.
«Так и хочется попробовать попасть в их тёплые объятия.»
«Пить по ночам нельзя. Петь по ночам нельзя. И танцевать без музыки тоже почти нельзя.
Можно смотреть в окно. Можно смотреть кино. Можно глаза зажмуривать, только внутри темно.
Пить по ночам нельзя. Будешь потом рыдать. Только уткнуться некуда, кроме как в свой рукав.
Есть по ночам нельзя. Всяческая еда, не принося спокойствия, переползет в бока.
...Петь по ночам нельзя. Нот-то нет в темноте. Ноты - на то и ноты, чтоб избегать темнот.
Ты тут поешь-поешь, ноты не те, не те, да и слова не те, если не мимо нот.
И танцевать нельзя. Снизу соседи спят. Сверху соседей нет. Сбоку соседи есть.
Вот и сиди, сиди. Весь с головы до пят тихий, простой, пустой - даже не факт, что весь.
Быть по ночам нельзя. Воздух вокруг таков, что раствориться проще, чем не раствориться там.
Можно слушать. Сверчок. Четкий стук каблуков где-то по площади. Можно гладить кота.
Можно задернуть ночь. Можно огонь зажечь. Слушать, как лифт ползет, крадучись, к этажу.
Слушать, как гулкий ветер перебирает жесть, как потирает лапки древоточащий жук.
Можно гладить кота. Можно гладить белье. Можно взбивать подушку, нет, не мычащим "ты".
Можно смотреть в окно. Кто-то в ночи поет. Кто-то тоже боится, видимо, темноты.
Мама твердила: "Спи". Или придет Кащей. Бука, Баба Яга, Оле и Олин брат.
Я собрала рюкзак, полный нужных вещей, если что, расскажу, что я решила брать.
Спать по ночам нельзя. Трижды налево сплюнь. Если уснешь - не вынырнешь, слишком там хорошо.
Я собрала рюкзак. Я по ночам не сплю. Двадцать два года жду, чтобы хоть кто пришел.»
Можно смотреть в окно. Можно смотреть кино. Можно глаза зажмуривать, только внутри темно.
Пить по ночам нельзя. Будешь потом рыдать. Только уткнуться некуда, кроме как в свой рукав.
Есть по ночам нельзя. Всяческая еда, не принося спокойствия, переползет в бока.
...Петь по ночам нельзя. Нот-то нет в темноте. Ноты - на то и ноты, чтоб избегать темнот.
Ты тут поешь-поешь, ноты не те, не те, да и слова не те, если не мимо нот.
И танцевать нельзя. Снизу соседи спят. Сверху соседей нет. Сбоку соседи есть.
Вот и сиди, сиди. Весь с головы до пят тихий, простой, пустой - даже не факт, что весь.
Быть по ночам нельзя. Воздух вокруг таков, что раствориться проще, чем не раствориться там.
Можно слушать. Сверчок. Четкий стук каблуков где-то по площади. Можно гладить кота.
Можно задернуть ночь. Можно огонь зажечь. Слушать, как лифт ползет, крадучись, к этажу.
Слушать, как гулкий ветер перебирает жесть, как потирает лапки древоточащий жук.
Можно гладить кота. Можно гладить белье. Можно взбивать подушку, нет, не мычащим "ты".
Можно смотреть в окно. Кто-то в ночи поет. Кто-то тоже боится, видимо, темноты.
Мама твердила: "Спи". Или придет Кащей. Бука, Баба Яга, Оле и Олин брат.
Я собрала рюкзак, полный нужных вещей, если что, расскажу, что я решила брать.
Спать по ночам нельзя. Трижды налево сплюнь. Если уснешь - не вынырнешь, слишком там хорошо.
Я собрала рюкзак. Я по ночам не сплю. Двадцать два года жду, чтобы хоть кто пришел.»
ночное by Изя Райдер