Плюшками балуемся мы вот здесь.
Сенгоку и Роб ЛуччиСенгоку и Роб Луччи. Зубочистка, невзаимная влюблённость, отдых на природе – костёр. Должен был быть смарм, но…
Кто-то другой мог бы считать пребывание на одном из дальних островов Гранд Лайна весьма опасным времяпрепровождением, но для одного из лучших агентов СР9 нечто подобное – лишь лёгкая прогулка.
И сколько бы времени не прошло с момента получения высокого офицерского звания, воспоминания о проведённых в казармах Флота часах и минутах из памяти Сенгоку не сотрутся. А по сравнению с теми весёлыми днями вечер, проведённый на природе, у костра в компании Роба Луччи, может считаться довольно приятным и лёгким. Свою поездку на поиски одного из ближайших соратников Революционера Драгона адмирал Сенгоку склонен считать чем-то близким к отпуску.
Отсутствие поблизости других людей и вообще каких-либо признаков цивилизации ни одного из них не смущает. Сенгоку знает, что может быть куда хуже. Луччи тоже не склонен обращать внимание на бытовые мелочи. И, конечно, оба достаточно хорошо подготовлены для того, чтобы даже в диких и неприветливых условиях разбить лагерь со всем возможным комфортом.
У них есть всё необходимое и ещё кое-что необязательное, но делающее жизнь несколько приятнее. Всё, вплоть до зубочисток.
Луччи успел скинуть с плеч фирменный пиджак и позволил себе чуточку расслабиться и стать самую малость человечнее. Он полосует принесённое для костра полено острыми когтями леопарда – тонкие щепки разлетаются во все стороны из-под почти человеческих пальцев, чудом в них не впиваясь. Движения агента СР9 такие простые, но такие… завораживающие. Сенгоку ловит себя на том, что смотрит на руки Луччи не отрываясь, немигающим взглядом, и чуть ли не в первый раз в жизни надеется на простое бытовое чудо: что за отражающими блики костра стёклами очков его глаз не будет видно. Потому что пусть он и поймал себя на столь пристальном наблюдении, всей его выдержки не хватает для того, чтобы отвести взгляд от слишком изящных и чистых для убийцы рук.
Наверное, именно так смотрит какая-нибудь впечатлительная семнадцатилетняя девочка на недосягаемого для неё красавца-кумира. Сенгоку может только тихо, с облегчением вздохнуть: ну, хотя бы рот при этом у него не оказался открыт и слюна на колени не капала. Да и Луччи никак не отреагировал. Не заметил? Вряд ли, он же не зря входит в СР9. Привык к подобной реакции на свои звериные повадки? Это более вероятно.
Лучшее, что может сделать Сенгоку в сложившейся ситуации, – это заверить Луччи в своих исключительно дружеских отношениях. Точнее, ничего другого адмиралу просто в голову не приходит. Ссориться с СР9 ему нельзя ни в кое случае, пытаться пойти на сближение… попросту опасно, даже если ты занимаешь свой высокий пост вполне заслуженно и тоже, между прочим, Дьявольский фрукт однажды употребил.
Но у такого плана есть свои недостатки. Во-первых, это будет ложью в почти явной форме: Луччи как человек ему никогда не нравился, и если бы не его пальцы… Во-вторых, подобное заявление будет звучать либо просто странно, либо как недостойное оправдание. И ещё неизвестно, что из этого окажется хуже.
Сенгоку собирает всю свою волю и усилием заставляет себя опустить голову ниже (жест почти покаянный, но в крайнем случае сойдёт и за усталый) и уставиться на пляшущие языки пламени.

Маршалл Д. Тич и Паули

В продолжение (или как альтернатива) вон того.
Шизуо / Том,Шизуо / Том
*)
Том разводит колени в стороны – жест откровенный и однозначно приглашающий. Точь-в-точь так же в одном из ночных клубов, куда им довелось вдвоём заходить, профессионально раздвигают ноги симпатичные танцовщицы. Вот только у них при этом – томный взгляд и кокетливо надутые губки; а у Танаки – его вечная покровительственная улыбка, плохо сочетающаяся с неприличной позой, зато идеально подходящая к худым ногам (на левой голени – короткий старый шрам, оставленный буйствующим Хейваджимой лично), знакомыми Шизуо ещё со времён школьных спортивных фестивалей.
За то время, что они вместе работают и видятся почти каждый день, Тому столько раз приходилось удерживать кохая от вспышек агрессии, что теперь один вид его лица действует на Хейваджиму успокаивающе. Но сейчас уже поздно, в Шизуо слишком много накопилось раздражения, чтобы его можно было аккуратно погасить. Сильнейшему в Икебукуро человеку требуется выплеснуть чувства, а Танака лишь предлагает наименее членовредительский способ это сделать.
Первая реакция Шизуо – недоумение. Несколько долгих минут у него в голове здравый смысл борется с данной в ощущениях реальностью, пока последняя не одерживает верх и не заставляет в себя поверить. Потом приходит страх. То, что предлагает Том, слишком прочно ассоциируется с понятием «насилие», которое Хейваджима так ненавидит.
Возможно, окончательно его убеждает Танака: не словами и даже не жестами, а чуточку нетерпеливой неподвижностью. Возможно, у Шизуо просто кончается терпение, как это обычно бывает, и он теряет остатки самообладания. То, что ещё полминуты назад казалось совершенно недопустимым, остаётся единственно возможным.
Третьим к Хейваджиме приходит осознание, что он ещё в школе хотел сделать это с Танакой.
следующая попытка того же.
*)
Идеально прямая спина, небрежно засунутые в карманы брюк руки, лёгкая улыбка на губах. И ровная походка, каждый шаг – точная копия предыдущего.
Пока перед ним расстилается гладкая дорога – всё идёт хорошо. К монотонной боли можно привыкнуть настолько, что она никак не будет отражаться на внешнем виде.
Танака не слишком уверен в том, что произойдёт, встреться на его пути, например, ступенька. От разбуженной резким движением боли у него может помутнеть в глазах. Или сквозь недостаточно плотно сомкнутые губы просочится заметно громкий и неровный вздох. Или в последний момент сведёт судорогой мышцу, и он вовсе не сможет поднять ногу на нужную высоту и споткнётся.
Ничего из этого допустить нельзя. Идущий на шаг позади Хейваджима кажется погружённым в собственные мысли, но обязательно нечто подобное заметит.
От пальцев Шизуо, под которыми разлетается в щепки дерево и гнётся сталь, на бёдрах Тома – россыпь аккуратных овальных синяков. Выглядят они не слишком страшно, и Танака улыбается, отмахиваясь от подобной мелочи. В том, что заживают они медленно и болят от любого движения, а повреждения на самом деле довольно глубоки, он признаваться не собирается.
О том, что творится у него внутри, Танака старается даже не думать. Тут стоило бы удивиться, как слабо контролирующий себя Хейваджима, вбиваясь в него со всей нечеловеческой силы, не нанёс Тому опасной и стыдной травмы. Повезло, видимо, что у Шизуо не такой уж большой. Но, в любом случае, каждый раз после Танаке стоит большого труда просто свести ноги вместе, и растянутые мышцы, так и не привыкшие к подобного рода «упражнениям», мстительно скручивают внутренности в тугой комок. Том не знает, откуда каждый раз берёт силы подняться на ноги, когда боль волнами прокатывается по телу до кончиков пальцев и ужасно хочется если не умереть на месте, то хотя бы сутки-другие полежать неподвижно. Танака просто это делает: встаёт внешне совершенно спокойно, мягко улыбается подуставшему и успокоившемуся Хейваджиме, неторопливо начинает одеваться.
Лениво ползущая к сигаретной пачке рука Шизуо и умиротворённый, счастливый блеск в его глазах уже стоят любых страданий. А ведь есть и нечто большее.

Привычный набег на fictest
Антонио / Котецу
Антонио / Котецу
Конечно, они все разные и, если бы не работа, даже не заинтересовались бы друг другом или вовсе не встретились. Но судьба их свела вместе, не спрашивая ничьих желаний, и осталось только привыкать и учиться друг друга понимать.
Общее дело – это одно, а отдых и тренировки – это совсем другое. Герой не должен раскрывать своё имя (это правило с появлением Барнаби постепенно начинает терять силу, но всё ещё действует), но каждый из них помнит, как представлялся прочим. Пусть они всё равно, следуя привычке, называют друг друга по кличкам, но общая тайна их объединяет прочнее прежнего. Это первый шаг к доверию.
Спонсоры могут сколько угодно считать, что командная работа – это их выдумка и новинка сезона, но для самих героев это не так. Они могут сколько угодно называть друг друга соперниками и почти серьёзно сражаться за призовые очки. Но в то же время они все делают общую, весьма и весьма сложную работу, с которой в одиночку справиться было бы невозможно. И как в этой ситуации можно обойтись без поддержки и доверия силам и способностям другого? Да никак!
Всё это верно для любого из героев, но иногда встречается и нечто большее.

Котецу осторожно так косится на плечо Бизона – оно выглядит достаточно широким, надёжным таким и словно бы созданным для того, чтобы в него уткнуться лицом. Но Тигр не слишком уверен, что Антонио отреагирует правильно, поэтому отворачивается, пряча неумолимо мокреющее лицо не в вороте пахнущей кожей куртки, а в собственной ладони.
А ведь начиналось всё довольно банально… Сначала ты предлагаешь коллеге по работе пойти вечером куда-нибудь отдохнуть и немного выпить. Потом как-то незаметно выясняется, что дела преследуют тебя почти постоянно, и сложно даже для собственной семьи выделить хоть пару часов, а на старых (уже обидевшихся на по их мнению пренебрежительное отношение и ставших бывшими) друзей времени не остаётся совершенно. После чего выясняется, что понять твою сумасшедшую жизнь может только такой же герой, а в успевшем стать любимым для обоих баре весьма располагающая к задушевным беседам атмосфера.
В итоге получается, что Кабураги в один отчаянно-безысходный момент, когда чужое присутствие и поддержка в буквальном смысле жизненно необходимы, оказывается не к кому обраться, кроме Лопеза. Впрочем, тот, чувствуя серьёзность ситуации, отказывать не думает.
Каких-либо нужных, подходящих моменту слов в голову Бизону не приходит. Поэтому он просто кладёт тяжёлую ладонь на лохматую макушку Тигра, пытаясь таким образом продемонстрировать своё участие.
Голос Котецу немного дрожит и звучит глухо из-под его же руки.
– Хорошо всё-таки, что это в итоге оказался именно ты.
– Почему это? – Антонио несколько удивлён таким признанием.
– Сможешь меня удержать, если вдруг я начну делать недостойные героя глупости.

Скуало / ЯмамотоСкуало / Ямамото
Скуало можно назвать человеком довольно шумным, но только не несдержанным. Всё-таки настоящий мечник должен быть всегда спокойным и собранным, и его эмоции – это лишь рябь на поверхности толщи воды. В противном случае он не только был бы не достоин титула Второго Императора Мечей, но и вообще права держать клинок не имел.
А то, что выражать свои чувства Супербиа привык громко и не стесняясь в средствах, – это лишь издержки его жизни среди тех, что стали его настоящей семьёй, а прочим были известны как отряд независимых убийц «Вария».
Впрочем, в этот раз у Скуало была действительно веская причина потерять самоконтроль и выйти из себя. Именно такая реакция считается вполне нормальной для того, кто потерял нечто очень важное. Соперника, напарника, друга – называй как хочешь. Часть самого себя, причём одну из самых важных.
Хранителю Дождя Варии нет никакого дела до Вонголы, её проблем, а также планов её Десятого босса. Скуало нужен только Ямамото Такеши.
Причём именно ЕГО Ямамото: с холодными глазами и тонкой вежливой улыбкой профессионала, сильными пальцами, уверенно сжимающими рукоять меча, и шрамом на подбородке, который оставил ему на память лично Супербиа. Наивный мальчик из десятилетнего прошлого, с бейсболом в голове и кольцом Вонголы на пальце, его никак не устраивает.
Для того чтобы превратить пятнадцатилетнего Такеши в достойного для себя соперника, Скуало потребовалось много сил и времени. И видеть снова совершенно необработанный материал у него нет никакого желания. Но, как обычно бывает, интересы Семьи часто перевешивают пристрастия её членов.
Супербиа на опыте знает, сколько времени потребуется для превращения неопытного Хранителя Дождя Вонголы в приличного, отвечающего своему статусу бойца. Почти уверен, что успеть всё это провернуть у него если и есть шанс, то лишь один из сотни, и тот крайне незначительный. Но от попытки он отказываться не намерен.
И тут дело даже не в пресловутых интересах Семьи. Он сделает это ради того самого Ямамото, что должен будет к нему вернуться по окончании всей этой истории с путешествиями во времени. С него потом можно будет стребовать достойную плату за все усилия. Например, подобающий уровню Императора Мечей поединок. И, возможно, что-нибудь ещё.

Очередной вдохновляющий арт

Синген и СаскеСинген и Саске
– Саске, – обращается Такеда к своему первому синоби, – скажи мне, чем ты занимаешься?
Сарутоби осторожно высовывает кончик носа из-за широкого плеча хозяина Каи.
– Я? Разве не очевидно? Я прячусь.
Синген многозначительно шевелит губами, намекая, что подобный ответ его не устраивает и нуждается в некотором разъяснении.
– Меня считают лучшим в Каи, но это ведь не повод останавливаться на достигнутом? Я быстро растеряю свои навыки, если не буду регулярно их оттачивать. Вы же сами так учите, ояката-сама.
Такеда кивает, одновременно признавая правильность последних слов и предлагая продолжить объяснение.
– А тем временем моя способность становиться незаметным в помещении не так хороша, как хотелось бы. Нужно сосредоточиться на умении растворяться в чужой тени… а ваша, кстати, для тренировки подходит почти идеально.
Синген снова кивает, принимая такие аргументы. Однако одна деталь его явно смущает, поэтому он снова обращается к синоби:
– Саске, если ты пытался скрыться от моих глаз, то тебе это не удалось.
Сарутоби понижает голос до интригующего шёпота.
– Не от ваших же… Вы мне пока не по силам.
Тигр из Каи снова кивает – на этот раз понимающе – и громко зовёт к себе Юкимуру. Испытывать своего воспитанника он готов всегда и любым способом.

Неожиданно даже для меня. Они ведь не говорят и не шевелятся, а я...
Кто ел из тарелки Франкенштейна?

P.S.
Надо придумать какую-нибудь смешную @тему для «Tiger & Bunny». На всякий случай.

Смотрите также