31.12.2010 в 00:49
Пишет alexis_d_rouge:для Lezolirendaeriserail
В этом мире нет Нового года, нет и Рождества, как нет и времени, никогда не наступит полночь, не закончится старый год, и не начнется другой. Точнее раньше он был, но сейчас вы нигде не уведите часов. Люди живут как и прежде, взрослеют, стареют, женятся, рождают детей и умирают, только время для них застыло по приказу чокнутого тирана-царя. Бабушки и дедушки до сих пор помнят, как каждый год с приходом зимы наряжали везде елки, украшали домики гирляндами, дарили друг другу подарки и делили праздничный стол. Всем было хорошо при прежнем правителе, покойном отце нынешнего самодержца, но как только он взошел на трон, порядки в стране изменились, никто не знал причины, но не смел противится, а сейчас об этом уже и не помнят.
Итак группа молодых энтузиастов, студентов одной провинциальной гимназии решаются на рискованное путешествие с целью поиска потерянного праздника. Ведь до сих пор ходят слухи о таинственной стране лежащей на западе, за рекой, огромной как океан, где еще живы традиции ставшие на родине главных героев всего лишь легендами.
Это будет очень рискованное и тяжелое приключение, так как все попытка докопаться до истины пресекаются законом или еще чем похуже. Финальная цель не более чем вымысел, на помощь окружающих людей не остается надеяться, монарх правит железной рукой, никто уже не пытается сопротивляться деспоту.
Новая жизнь главного героя начинается тогда, когда она уважается из родного городка, прихватив парочку друзей, на встречу своей мечте. Встречи с новыми друзьями, поиск единомышленников, романтика настоявших приключений, бесконечно широкая река, скрывающая за собой призрачную страну, пересечь которую пытались многие, но смогут лишь единицы, да и смогут ли?
URL записиВ этом мире нет Нового года, нет и Рождества, как нет и времени, никогда не наступит полночь, не закончится старый год, и не начнется другой. Точнее раньше он был, но сейчас вы нигде не уведите часов. Люди живут как и прежде, взрослеют, стареют, женятся, рождают детей и умирают, только время для них застыло по приказу чокнутого тирана-царя. Бабушки и дедушки до сих пор помнят, как каждый год с приходом зимы наряжали везде елки, украшали домики гирляндами, дарили друг другу подарки и делили праздничный стол. Всем было хорошо при прежнем правителе, покойном отце нынешнего самодержца, но как только он взошел на трон, порядки в стране изменились, никто не знал причины, но не смел противится, а сейчас об этом уже и не помнят.
Итак группа молодых энтузиастов, студентов одной провинциальной гимназии решаются на рискованное путешествие с целью поиска потерянного праздника. Ведь до сих пор ходят слухи о таинственной стране лежащей на западе, за рекой, огромной как океан, где еще живы традиции ставшие на родине главных героев всего лишь легендами.
Это будет очень рискованное и тяжелое приключение, так как все попытка докопаться до истины пресекаются законом или еще чем похуже. Финальная цель не более чем вымысел, на помощь окружающих людей не остается надеяться, монарх правит железной рукой, никто уже не пытается сопротивляться деспоту.
Новая жизнь главного героя начинается тогда, когда она уважается из родного городка, прихватив парочку друзей, на встречу своей мечте. Встречи с новыми друзьями, поиск единомышленников, романтика настоявших приключений, бесконечно широкая река, скрывающая за собой призрачную страну, пересечь которую пытались многие, но смогут лишь единицы, да и смогут ли?
В карманах у героя можно найти:
табличку «Сами мы не местные»
словарь заковыристых словосочетаний
мешочек с грязными мыслями
прогноз случайности на завтра
табличку «Сами мы не местные»
словарь заковыристых словосочетаний
мешочек с грязными мыслями
прогноз случайности на завтра
Желание повергать Санджи в пучины ангста – это, оказывается, заразно... передаётся воздушно-капельным путём.
Санджи / Зоро | Луффи.
Санджи / Зоро | Луффи.
Где-то в глубине души Санджи понимает, что ему этих двоих ни за что не догнать. Он от них безнадежно отстал ещё на старте.
Вот Луффи: придумал себе недостижимую цель и идёт к ней, несмотря на все поджидающие на этой дороге опасности.
Вот Зоро: поставил себе почти невыполнимую задачу и шаг за шагом к ней приближается. Пусть путь его сначала был несколько извилист, Ророноа всё-таки удалось найти направляющую нить и больше никуда не сворачивать.
Вот они идут бок о бок.
А вот сам Санджи, которому никогда к этим двоим не приблизиться. Который когда-то кричал Зоро: «Неужели так сложно отказаться от своей мечты?» Который мало кому рассказывал о своём собственном стремлении и совершенно ничего не делал для приближения к заветному, каждый день откладывая всё на завтра.
И, если быть честным, до сих пор так делает. Просто раньше он стоял на одном месте, а теперь его несёт чужим течением. Хотя кок не уверен, что плывёт в нужную сторону, но его всё устраивает.
«Неужели так сложно отказаться от своей мечты?» – в который раз спрашивает себя Санджи, стараясь лишний раз не поднимать глаз и не сверлить взглядом спину мечника.
Луффи идёт первым, Зоро шагает совсем рядом с капитаном, прямо по левую его руку. А Санджи отстает от них на несколько шагов, и эту дистанцию очень хочется использовать для разбега, чтобы со всей силы пнуть пяткой зеленоволосую макушку, потому что другого способа привлечь к себе внимание кок изобрести не смог.
Та детская, поделенная с Зеффом мечта, отошла куда-то даже не на второй, а на третий план. У нового, куда более сильного и острого желания, собственные интересы, самоуверенности на троих, несгибаемая воля, упрямства выше крыши и одному ему известные законы чести.
А ещё – редкая улыбка на обычно невозмутимо-спокойном лице, на которую серьги в ухе отзываются мелодичным перезвоном и которая почти принципиально не бывает обращена к Санджи.
«Неужели так сложно отказаться от своей мечты?» – напоминает себе кок, повторяет снова и снова в тщетных попытках самовнушения. Но заглушить другую мысль, больше похожую на отчаянную невысказанную мольбу, ему так и не удаётся.
«Оглянись и посмотри на меня, Зоро».
Кажется, я говорил, что мне нечего добавить по этой теме... Я нагло врал! ^_^ Я совсем забыл про:
Зоро / Луффи. Асура. Зоро / Луффи. Асура.
Считается, что в каждом человеке живёт маленький персональный демон. Но у некоторых он настолько велик, что его видно невооружённым глазом. Чтобы заметить подобную тёмную сущность в Ророноа Зоро, требуется немного: вступить с ним в бой. Правда, чтобы поединок получился полноценным, нужно и самому быть совсем не обычным человеком.
И тогда можно будет с близкого расстояния рассмотреть, как у Зоро весело и чуточку безумно горят глаза, как он растягивает губы в довольной усмешке и яростно скалится, сжимая зубы на рукояти меча. В бою Ророноа одержим: не чувствует ни усталости, ни боли от полученных ран, и каждый удар он наносит с долей нечеловеческой силы, которая причиняет изрядное разрушение даже если клинок нарочно повёрнут незаточенной стороной.
В бою Зоро окружает тёмная, густая, почти осязаемая аура, в которой движения самого мечника смазываются, а очертания его катан плавятся. И в ней можно разглядеть истинный облик обычно прячущегося внутри Ророноа демона, и эта иллюзия может оказаться очень даже материальной.
Вообще-то эта аура окружает Зоро всегда, но в повседневной жизни она очень слаба и напоминает ленивую, фоново излучаемую угрозу, которая настоятельно не рекомендует подходить к мечнику ближе необходимого. К ней можно даже привыкнуть, научившись воспринимать как данное и неизбежное, а когда Ророноа сосредоточен или сознательно держит себя в руках, то она не ощущается вовсе.
Но бывают ночи, когда то ли звёзды складываются особенно неудачно, то ли где-то в морских глубинах просыпается дьявол и идёт собирать фрукты в своём саду, и тогда единственное, что остаётся мечнику, – спрятаться подальше и поглубже, как бы сложно это ни было сделать в ограниченном пространстве корабля. Там, в тщательно созданном одиночестве, можно прекратить давно проигранную, изначально безнадёжную борьбу с собственной тёмной стороной, почти не боясь в безумии своём сотворить что-либо непоправимое.
Если бы кто-нибудь догадался спросить Робин, то археолог бы рассказала, что приближаться к находящемуся в подобном состоянии мечнику – это больше всего похоже на поход в заброшенный, полуразрушенный храм, в котором до сих пор живёт божество с порядком подпортившимся характером, пусть ослабевшее, но всё ещё имеющее достаточно сил для того, чтобы не выпускать из своего дома чересчур любопытных смертных.
Если бы кто-нибудь догадался спросить Луффи, то он бы заявил, что всё это интересно до мурашек по коже. И, конечно, сразу полез бы проверять. И, что самое страшное, с ним бы при этом ничего не случилось, потому что Мугивара – это такой специальный человек, который может завоевать расположение любого создания вплоть до ужаса глубин Кракена, мифического чудовища Цербера или, в данном случае, гневного демона Асуры.
Клинки – сложно сосчитать, на сколько именно голосов – возмущённо звенят в ножнах, требуя крови незваного гостя, но Луффи слишком открыт и поэтому почти беззащитен, и из-за этого демонический мечник вцепляется в Мугивару голыми руками. Капитану эти ладони знакомы до последней мозоли, их хватка предсказуемо крепкая, а то, что рук оказывается целых шесть, воспринимается как нормальное и само собой разумеющееся.
Луффи сначала проводит кончиками пальцев по чужому предплечью, потом прикладывает ладонь к пересечённой шрамом груди – там тоже всё знакомо почти до боли, разве что сердце бьётся в непривычном ритме – а затем тянет руки выше, желая тщательнее изучить лица… но тут его догоняет шальная и весьма интригующая мысль про то, чего ещё может оказаться у Зоро в утроенном количестве. И Луффи, разумеется, тут же лезет проверять, и делает это весьма беззастенчиво и даже нагло, как будто проводит инвентаризацию принадлежащего только ему имущества. А убедившись в правильности своей догадки, тихо, довольно смеётся.
После такого события могут развиваться только в одном-единственном русле, и продолжаться в этом духе может вплоть до самого рассвета.
А потом – в следующий раз – всё повторится в точности. Потому что капитан – это такой специальный человек, который держит своих накама в руках в то время, когда сами они это сделать не в состоянии. Даже когда его об этом не просят.
И вот это тоже забыл, ай-яй-яй.
Бонус: Про Суруме. Про Суруме.
«Сашими», – думает Зоро.
«Такояки», – думает Зоро.
Будь Ророноа хоть немного поваром, он мог бы долго думать на эту тему, но мечнику в голову других блюд из осьминога как-то не приходит.
Впрочем, два – это уже много. Достаточно было бы и одного.
В принципе, можно было бы вообще обойтись без этого и для начала пошинковать кракена, а потом предоставить кому-нибудь другому решать, что с полученным добром делать и как именно его есть.
Надо было на такую вероятность намекнуть капитану сразу, а лучше – заранее. И тогда, возможно, Луффи не пришла бы в голову гениальная идея приручить морское чудовище.
И Зоро бы не запретили трогать кракена.
И эта огромная осьминожья морда не косилась бы на Мугивару вот так вот до кончиков щупалец влюблённо.
И капитан бы не сверкал своей фирменной, демонстрирующей все прелести резинового фрукта улыбкой в пол-лица.
Хотя довольный Луффи – это по определению хорошо, но лучше бы он радовался не мелькающим тут и там щупальцам, с неожиданной аккуратностью подталкивающим смоляной пузырь с тремя пиратами внутри к их же кораблю.
Зоро думает, что мог бы предложить капитану что-нибудь интересное.
Зоро думает, что обязательно что-нибудь под руку бы подвернулось, – по-другому просто не бывает, когда приключение Мугивары в самом разгаре.
«Сушёный кальмар», – думает Зоро. Только Луффи могло прийти в голову так обозвать ужасного кракена, превратившего в мелкие щепки немереное количество рискнувших опуститься на дно кораблей.
Капитан привычно неисправим, и это немного утешает и почти заставляет смириться с присутствием гигантского головоногого.
Тут где-то меня накрыло сильное ощущение «déjà vu», но я к нему давно привык и смог мужественно проигнорировать. Хотя это, конечно, тревожный признак.
Зоро / Луффи. Про тренировки, мысли, пятки, доверие и всё такое, как обычно... Зоро / Луффи. Про тренировки, мысли, пятки, доверие и всё такое, как обычно...
Зоро тренируется, он сосредоточен и занят, но это как-то не мешает ему время от времени кидать взгляды вниз, в сторону сидящего на фальшборте с удочкой Луффи. Мечник наблюдает, как ветер пытается запутать непослушные чёрные вихры, рассматривает тонкие пальцы, цепко сжимающие отполированное дерево, представляет (видеть, увы, не позволяет ракурс) острые коленки и изящные лодыжки.
Ророноа думает о капитане всегда. И даже если мечник сконцентрирован на чём-то другом, требующем предельного внимания, Луффи всё равно сидит где-нибудь на краешке его сознания и ногами болтает, и видавшие виды капитанские тапки со смешным шлёпающим звуком ударяются на каждом взмахе о немытые капитанские пятки.
Мугивара словно нарочно запрокидывает голову, растягивает губы в довольной улыбке и, предвкушая обед, дьявольски выразительно облизывается. А Зоро, между прочим, и без таких многозначительных жестов хочет Луффи постоянно, в любом положении и желательно несколько раз подряд.
Вот только Ророноа, наверное, всё-таки железный: не спрыгивает вниз, бросив всё, не хватает капитана и не тащит в хоть немного укромный уголок… только отворачивается на всякий случай. Мечник ведь получше других знает, что у стали тоже есть свой предел прочности, поэтому и ищет что-нибудь успокаивающее – своё оружие, идеально.
Клинки для Зоро (все три, но Вадо Ичимоджи в особенности) – это почти неотъемлемые части его тела, но сейчас они ровным рядом лежат в двух, даже почти трёх шагах. Ророноа при этом чувствует себя почти неуютно, но поделать с этим ощущением ничего нельзя – это очень важная часть тренировки. Которая, между прочим, затеяна не для того, чтобы как-то приблизить становление лучшим в мире мечником, а для достижения другой мечты – той, что сейчас уже не ловит рыбу, а пытается достать из воды случайно уроненную посудину с очередной подозрительно несъедобного вида наживкой.
Луффи обычно достаточно бесцеремонен и эгоистичен для того, чтобы отвлекать Зоро от любого занятия, но в этот раз капитан будто бы чувствует, что вмешиваться нельзя, поэтому и занимает себя как только может. С одной стороны, в идеале ему ещё бы следовало при этом не попадаться Ророноа на глаза, потому что одно это уже сбивает того с нужного настроя; но со стороны другой – когда Мугивара мелькает в поле зрения, мечнику не нужно волноваться, что с этим любителем всяческих приключений что-то случилось.
Капитану в голову не приходит требовать от Зоро чего-то, противоречащего его природе. Луффи вообще всех принимает именно такими, какие они есть, без вопросов или упоминаний прошлого. Но, наверное, это и подкупает, заставляет не только казаться лучше, чем ты привык себя считать, но и действительно становиться таким. И если уж Ророноа твёрдо решил стать к Мугиваре ближе всех прочих, то ему придётся постараться особенно сильно. Он должен оправдать оказанное ему высочайшее доверие, чего бы это ни стоило, и потребность в этом в первую очередь испытывает сам.
Например, ему в первую очередь ему нужно ещё чуть лучше научиться держать себя в руках.
Так, чтобы не подпрыгивать на месте и не тянуться судорожно к мечу, когда кое-кто внезапно хватает его за плечо, или падает на голову, или совершает ещё какой-нибудь непосредственный физический контакт. Пусть даже Луффи прекрасно осведомлён об этой особенности (сам догадался, почувствовал, но словами вряд ли сможет выразить) и именно поэтому обычно так протяжно, звонко вопит: «Зо-рооо!» – предупреждает.
Так, чтобы на вздрагивать мелко и почти незаметно, когда горячие пальцы капитана вдруг скользят по обнажённой спине мечника или ещё в каком неожиданном (резиновые руки вездесущи!) месте. В этом случае это просто нечестно, потому что сам Луффи открывается нараспашку, подставляется весь целиком, отдаётся без остатка. Капитана можно трогать – везде; можно сжимать и растягивать – как угодно сильно, почти грубо; можно целовать – в любых количествах. И брать, брать по-всякому тоже можно. Ророноа тоже так хочет – только с Луффи, разумеется, – и морально тоже к этому готов, но глупое, хоть и тренированное тело упорно сопротивляется.
Но Зоро его (себя) поборет, обязательно поборет. В конце концов, он и раньше-то не слишком верил в существование недостижимого, а с некоторых пор окончательно убедился в том, что преодолеть можно всё – было бы только желание.
Тем более что у него наконец-то есть тот человек, который может помочь и которому можно даже столь важное дело доверить.
...А тут, в общем-то, нет никакого противоречия...
Зоро / Ташиги. Нежные прикосновения. Зоро / Ташиги. «Останься со мной.» Нежные прикосновения.
У Зоро широкие ладони, прямые пальцы с обломанными ногтями, грубая кожа и ничем не истребимые мозоли – в общем руки его кажутся в принципе не совместимыми с понятием «нежно». Да и сам мечник слишком прямой и слишком радикальный в поступках, и от него в последнюю очередь можно ожидать такой вот аккуратности на самой границе с нерешительностью. Но в груди свивается непривычное тепло вместо знакомых холодной, отстраненной расчётливости, безразличия температуры тела или кипящей ярости; и касаться получается именно так.
Проводить кончиками пальцев по обнажённым плечам и открытой, доверчиво подставленной спине легко, почти невесомо. Как-то недоверчиво, словно настоящая, живая девушка рядом в любой момент может обратиться призраком из прошлого и растаять с утренним туманом.
Гладить по тонким рукам так бережно, боясь приложить даже незначительное усилие. Её запястья можно обхватить одной ладонью, и они кажутся такими обманчиво хрупкими, будто их можно сломать неосторожным движением. Хотя это, конечно, неправда: Ташиги всё-таки настоящая мечница и по сути напоминает собственный клинок, а все те, кто решил проверить её на прочность, были вынуждены отступить перед острейшим аргументом из закалённой стали.
Если быть объективным, то руки Ташиги не многим лучше рук Ророноа, потому что крепко и подолгу сжимаемая рукоять меча оставляет совершенно одинаковые мозоли на любых ладонях. И отметин от прошедших схваток у неё на коже не меньше – а то, что в основном шрамы Ташиги несколько бледнее, тоньше и незаметнее, говорит лишь о том, что возле неё после боя чаще оказывался талантливый врач, хороший как в зашивании лишних дыр, так и в пресечении побегов из-под своей опеки.
Но для того, чтобы об этом узнать, нужно чуть больше времени, чем есть у этих двоих.
Каждому из них хочется услышать: «Останься со мной». Но ни один из них не может этого произнести в силу целого вороха причин, почему-то оказывающихся до безобразия важными. Встречаться они могут сколько угодно раз, но каждый из них – только для того, чтобы вновь разойтись в разные стороны.
Так бывает, когда слишком одинаковым людям выпадают слишком разные дороги.
Для alexis_d_rouge (персонально)
Луффи / Нами. Ну и Шляпа, конечно. Луффи / Нами. Ну и Шляпа, конечно. Пост-канон.
Нами, конечно, однажды составила свою карту всего мира. Да, времени на это ушло немало, сил и средств – вообще без счёта, но радость от исполнения мечты стоила и не таких затрат. Особенно если торжество можно разделить с тем самым дорогим человеком, который сделал всё это не только теоретически возможным, но и единственно вероятным, пусть в процессе ему не раз и не два пришлось вправлять насквозь резиновые (в буквальном смысле слова) мозги проверенным дедушкиным средством под кодовым названием «Кулак Любви».
После этого, конечно, Нами стала известна на весь мир как картограф. Но это не затмило её давно сложившейся славы искуснейшей из воровок.
Конечно, разве может сравниться какая-то там карта, пусть даже представляющая из себя увесистую пачку листов в дорогом кожаном переплёте, с таким подвигом как Похищение Самой Шляпы Короля Пиратов? Особенно если сие деяние совершается с долей регулярности?
Нами очень хорошо помнит, как уже тогда побитая жизнью соломенная шляпа попала к ней в руки в первый раз – вся в дырах от ножей Багги. И, разумеется, навигатор не может забыть, как во второй раз Луффи собственноручно нахлобучил своё сокровище на голову рыжей воровки, отправляясь в схватке с ужаснейшим из рыболюдей Арлонгом менять её судьбу.
Соломенная шляпа, если кто не знал, – вещь хрупкая и требующая бережного обращения. И, увы, какой бы дорогой она не была для капитана Мугивары, его бесконечные приключения плохо сказываются на самочувствии головного убора. Хотя Луффи изо всех сил старается и категорически протестует даже против случайных прикосновений к своему сокровищу.
И только Нами может не просто брать шляпу, но и тайком, ночью её красть прямо с капитанской макушки. А потом, на утро с умилением наблюдать, как неизменно бурно Луффи радуется «чуду», благодаря которому его шляпа стала выглядеть куда лучше, красивее и вообще как новенькая.
А Луффи, кстати, никогда не забывает хорошего, которое ему сделали другие люди. И свою признательность за непрошенную заботу не забывает выражать. И хотя в случае с Мугиварой это принимает самые неожиданные формы, Нами как-то в голову не приходит жаловаться.
Сильверс Рейли и Портгас Д. Эйс виделись один раз... Сильверс Рейли и Портгас Д. Эйс виделись один раз...
Архипелаг Сабаоди – это вообще очень странное и противоречивое место. Например, беззаконие Мировой знати здесь соседствует с традиционным пиратским произволом, но ни то, ни другое в принципе не мешают многочисленным туристам посещать здешний – лучший в мире! – парк развлечений, а местным жителям – вести тихую, мирную жизнь.
Сабаоди – это место, где пересекаются многие дороги. И если двум людям сама судьба решает устроить встречу, то сделать это ей легче всего именно здесь.
Сильверс Рейли вот уже много лет живёт обычной по меркам Сабаоди жизнью: гуляет, принимает участие в аукционе рабов, даже стал известен как хороший мастер по осмолке кораблей. Вот только ничто не может изменить того факта, что в своё время его не зря прозвали Тёмным Королём.
Он видел своего капитана в последний раз столько лет назад – пятнадцать? Или уже двадцать? – но это не значит, что он что-то забыл из их совместного приключения вокруг света. И это не значит, что он не сможет узнать в одном из молодых гостей архипелага (конечно, забредшего в пиратский бар Шакки совершенно случайно) сына Гол Д. Роджера.
Портгас Д. Эйс – так его зовут. Он горяч, неопытен, безрассуден и не знает сожалений. А ещё у него обязательно будет яркая собственная судьба с интересным финалом, как у любого другого носителя инициала «Д».
В которую Сильверсу Рейли вмешиваться строжайшим образом запрещено последним, самым важным капитанским указом. Но – в этом бывший старпом Короля Пиратов не сомневается – о Эйсе найдётся, кому позаботиться. Например, тому же Ньюгейту в этом точно можно довериться.
Поэтому отпускать Портгаса в Новый Мир можно с чистой совестью, даже не подходя поздороваться и попрощаться.
А самому Рейли можно продолжить ждать другого подходящего новичка.
Тут должен был быть ангст. Но его нет, почти совсем нет.
Тем не менее, Kineli в собственные руки.
Луффи / Нами. По принципу «бьёт, значит, любит». Луффи / Нами. По принципу «бьёт, значит, любит».
Стоит Луффи в очередной раз сотворить какую-нибудь глупость, пусть даже вполне безобидную, и у Нами сам собой кулак сжимается и рука тянется отвесить этому неисправимому резиновому балбесу чувствительный подзатыльник. Потому что терпеть все эти выходки ну просто невозможно.
Сейчас Луффи бегает по сугробам в своих неизменных (единственных) шортах, пытается ловить рыбу на жуткого вида губки, спонтанно меняет курс, завидев очередную диковинку, или ночью опустошает холодильник, виртуозно (слишком виртуозно для спящего) преодолев все расставленные бдительным коком ловушки.
Завтра Луффи может найти себе нового сильного, очень сильного противника и ввязаться в очередной « настоящий пиратский» бой, в котором отдать жизнь за победу считается удачной сделкой. И сделает он это с той же самой лёгкостью и непринуждённостью, и, возможно, даже с тем же беспечным выражением лица. Хотя тут он может стать ненадолго серьёзным – но на результат это никак не повлияет.
И, конечно, Луффи обязательно одержит победу, он ведь просто не может иначе. Вот только знание этого многократно подтверждённого практикой факта никак не утешает, не внушает должной уверенности, не заставляет сердце биться в ровном повседневном ритме вместо того, чтобы до резкой боли в груди сжиматься от тревоги. На капитана можно надеяться, в капитана можно верить – и за него нельзя не бояться. Мугивара и дня не может прожить, не совершив что-нибудь этакое, совершенно нелогичное и невозможное. И только морской дьявол знает, чем его очередная выходка обернётся.
Но Нами – обычный человек, даже не обладающий каким-то выдающимися силами. И она может только волноваться и бояться за капитана сильнее, чем за собственную жизнь, которая без Луффи не имеет смысла и никогда не обрела бы своей ценности.
Но Нами из тех, кто успел многое в жизни повидать, и один из самых первых усвоенных ею навыков в этой жестокой жизни – умение скрывать собственные чувства. И легче всего их маскировать именно злостью, до жуткого скрипа сжимая зубы и кулаки.
Если объективно, то у Нами тяжёлая, очень тяжёлая рука. Вот только её удары причиняют Луффи урон не физического, а скорее морального свойства. То есть именно такого, что имеет на Мугивару большее влияние. И в этом аспекте они определённо нашли друг друга.
Больше всего Нами хочется, чтобы у неё не появлялось больше повода выражать своё недовольство капитаном путём рукоприкладства. Впрочем, Луффи, который не совершает глупостей, – это уже не тот Луффи, что перевернул судьбу одной рыжей воровки, а какой-то весьма подозрительный незнакомец, с которым навигатор будущего Короля Пиратов не желает знакомиться. Так что обычно выходит так, что Нами одаривает своего капитана тумаками уже после того, как он благополучно завершает свой очередной нелетописный подвиг. Ну или после того, как он приходит в сознание, если ухитрился в процессе свершения деяния случайно потерять сознание от усталости или ран.
А Луффи, кстати, в голову не приходит уворачиваться от этого справедливого возмездия за растраченные на переживания силы и нервные клетки. Словно он ловит каждое лишнее прикосновение, каким бы оно не оказалось.
Опять не то, что требовалось.
Аокиджи / Робин. Начало?.. Аокиджи / Робин. Начало?
Праздник распространяется стихийно, бесконтрольно и в итоге захватывает весь Город Воды. И если о месте его зарождения ещё можно догадаться – в Первом доке больше всего веселья и шума, да и главные действующие лица чаще мелькают именно там, – то о причине всего этого безобразия многие просто не знают, хотя то и дело выдвигают предположения разной степени правдоподобности.
Просто этот праздник – только для пиратов Мугивары, и повод для радости у них внутрикомандный; но Луффи такого типа человек, что щедро делится своим настроением с любым подвернувшимся под руку и делает это весьма заразительно.
А главная героиня торжества (её можно было бы назвать «именинницей», и в этом бы была изрядная доля разумного) незаметно отходит в сторону и прячется в тени окружающей док высокой ограды.
Когда-нибудь её безумный капитан и его верная команда приучат её спокойно переносить и не такое буйство чувств и красок, но в первый раз вся эта праздничная суета вокруг её персоны археолога изрядно утомляет. И сейчас Робин позволяет себе туда, где спокойно и почти тихо.
Тем более что для этого у неё есть ещё один лишний повод – единственный незваный гость на этом спонтанном торжестве, незаметно подкравшийся на любимом велосипеде.
О незримом присутствии адмирала Нико безошибочно докладывает интуиция беглянки с многолетним стажем и порыв прохладного ветра, принесший с десяток искрящихся снежинок. К ощущению, что за ней кто-то постоянно присматривает, Робин привыкла давно, но раньше Аокиджи предпочитал делать это издалека и опосредованно, не попадаясь последнему археологу Охары на глаза. Но за последний, совсем небольшой промежуток времени он лично появляется уже во второй раз. Если считать, что за побегом Монки Д. Луффи и его команды из охваченного пламенем Эниес Лобби Кузан тоже наблюдал с весьма близкого расстояния (и ничего при этом не предпринимал), то в третий.
Похоже, что со временем меняется не только Робин, но и ледяной адмирал.
Их разделяется стена – достаточно высокая, чтобы казаться неприступно-надёжной, и неожиданно тонкая, совсем не мешающая почти светской беседе офицера Флота и преступнице с внушительным послужным списком. Но когда Аокиджи собирается уходить, Нико выходит за ним следом из-под иллюзорной защиты ограды, освещённого пространства, толпы и ощущения близости своих накама.
Кузан оборачивается, смотрит недоверчиво и почти удивлённо. Конечно, перемены в душе прозванной Дитём Дьявола очевидны, но вот такие её шаги – это всё-таки слишком радикально.
Робин улыбается – мягко, но с куда большей долей искренности, чем это обычно бывает у живущих с готовностью предать и сбежать в любой момент. С этого дня она всегда будет улыбаться именно искренне.
– Мне показали, как правильно совершать безумные поступки, – сообщает она, не сбиваясь с ровного шага.
– И объяснили, как важно мечтать и верить, – она уже подошла почти вплотную, но не собирается останавливаться.
– И вообще научили жить. На чрезвычайно наглядном примере, – к счастью, особенность Дьявольского фрукта Нико именно в том, что ей всегда хватает рук для того, чтобы кого-нибудь крепко обнять, даже если этот кто-то несколько превосходит среднего человека в росте. Тем более что в этот раз Робин вовсе не собирается выкручивать суставы или ломать кости, а, наоборот, выражает редкую благодарность новым для себя способом.
За то, что у неё больше нет персонального врага и преследователя. Но есть… кто?
А ещё не так давно выяснилось – хотя это было в принципе известно, надо было только заметить и чуточку систематизировать данные, – что мне подозрительно часто нравятся люди со всякими травмами и их последствиями. И вообще шрамы – это больная, трепетно любимая тема.
И Дьявольские фрукты такие… Дьявольские.
Аокиджи / Робин, всё такое холодное... Аокиджи / Робин, всё такое холодное...
У Нико Робин полно старых ран, но в большинстве своём они доставались её душе и почти не оставили следов на теле. Нико Робин в жизни приходилось заниматься самыми разнообразными вещами: от тяжёлой работы по дому до грязных убийств, но руки у ней остались гладкими, безо всяких трудовых мозолей или бытовых травм. Возможно, их исчезновению поспособствовал период относительно мирной жизни в команду Мугивары, но может статься, что их чудесным образом и вовсе не было.
У Нико Робин такая кожа, что даже не верится глазам и руки будто сами тянутся проверить её реальность, причём сделать это хочется непременно настойчиво, тщательно, без лишних стеснений или опасения приложить чуточку сил. Последний археолог с утонувшего в огне острова пережила слишком много для одного человека, чтобы руки, в итоге всё-таки оказавшиеся любящими, могли ей причинить боль своей крепкой, жадной хваткой.
У Нико Робин такая кожа, что трогать как-то боязно: она просто ненормально холодная. Причём достаточно прохладно даже в тех местах, где это становится тревожным симптомом, а, например, кончики пальцев – так вообще ледяные. Словно однажды она замёрзла и до сих пор никак не может согреться. И Кузан каждый раз думает, не по его ли вине это произошло, или может так у археолога всегда было, но спросить как-то не решается. Если действительно первое, то что делать?
Аокиджи хорошо, он в принципе не мёрзнет, а вот кого-то другого все эти холодные и узкие ладони могли бы как минимум смущать и отвлекать. И даже если все бесчисленные руки разом ухватятся, и мышцы на них судорожно, бесконтрольно сократятся – а такое бывает – то адмиралу Флота это тоже не страшно, с ним и не такое случалось, и Нико Робин тоже однажды ему позвоночник ломала.
Захочет сделать это ещё раз – её, в сущности, право. Особенно если действительно первое.
Это не моя трава, я одолжил.
Аокиджи / Бепо || Кизару / Х. Дрейк (при участии Сенгоку и его козле). Аокиджи / Бепо || Кизару / Х. Дрейк
Это началось с того, что у каждого человека есть свои маленькие слабости. Даже если в силу ряда причин этот человек является адмиралом – одним из трёх главных орудий Флота.
В случае с Аокиджи такой слабостью была отнюдь не лень (как можно было бы наивно предположить), а некоторая романтичность, приступы которой обычно начинались с побега из Штаб-квартиры на велосипеде прямо по послушно замерзающим волнам, а заканчивались каждый раз по-новому непредсказуемо.
С другой стороны, это началось с того, что Бепо был медведем, причём медведем белым. И от климата Гранд Лайна, весьма разнообразного, но всё-таки преимущественно тёплого, он изрядно страдал, хотя (как настоящий, уважающий себя пират) виду старательно не подавал.
Но когда посреди откровенно тропического острова Бепо встретил самый настоящий не то айсберг, не то сугроб, всё решили инстинкты.
На самом деле это началось с Монки Д. Луффи. Это неугомоннейшее из созданий имеет странное свойство становиться причиной самых разнообразных событий даже в бессознательном состоянии.
Просто Кузан захотел поинтересоваться, где капитан Мугивара потерял Нико Робин.
Просто Бепо поддерживает Трафальгара Ло во всех начинаниях, даже если Хирурга Смерти захотелось подлатать своего соперника в приступе несвойственного ему альтруизма.
В общем, как-то так они и встретились.
– Нет! – заявляет Борсалино так твёрдо и решительно, будто бы взял пару уроков у Сакадзуки. Впрочем, надолго строгости ему не хватает, и дальше он тянет куда более привычным тоном: – Кузан-кун, это же медве-е-едь. Ты только представь, что на это скажет наш дорогой Главнокомандующий…
Аокиджи такого представить не может. Поэтому, как честный человек и ответственный военный высшего ранга, отправляется к начальству с докладом сам.
– …Он привязался ко мне. Можно мне его оставить? – говорит Кузан, держа на руках белого медведя, заботливо кем-то одетого в оранжевый комбинезон.
Между прочим, Сенгоку изо всех сил пытается уйти в отставку, а для этого ему нужно завершить целую кучу неотложных дел и устроить не меньшее количество формальных процедур.
– Нет, – отвечает Будда, пытаясь привести мысли в должный порядок и вернуться к работе.
– Это несправедливо, – докладывает Аокиджи. – У Кизару есть динозавр.
– Что? – Сенгоку подпрыгнул бы от удивления вместе с креслом, если бы не был таким уставшим. Завтра он окончательно складывает свои полномочия, и последнее, с чем ему хочется сейчас разбираться, – это причуды адмиралов, которые со временем становятся всё занимательнее. Но Будда не смог бы пробыть столько времени на своём высоком посту, если бы не умел брать себя в руки. – Всё равно нет!
Правда, если прислушаться повнимательнее, то прежней уверенности в голосе почти отставного Главнокомандующего не слышится. Наоборот, там чудится что-то похожее на «А чем я хуже? Почему я не могу напоследок…»
В некоторые моменты битвы при Маринфорде остров раскачивался так, что казалось, что он сейчас расколется на части и благополучно утонет. И все на нём находящиеся тоже пойдут ко дну, независимо от стороны, на которой они сражаются. В итоге остров пострадал сильно, и разрушено на нём оказалось немало, причём затронуты оказались не только главная площадь и оборонительные сооружения, но и жилые кварталы.
На время восстановления последних оставшихся на острове флотских переселили в первые попавшиеся уцелевшие здания. И располагаться им пришлось весьма плотно.
Конечно, в своё время каждому из них пришлось пожить в казармах рядовым, где в одно помещение ухитряются впихивать по двадцать узких коек… И со стороны не было ничего страшного в том, что двум адмиралам временно придётся жить в одной комнате.
Но это только если не учитывать тот факт, что у одного из них под кроватью прячется медведь (между прочим, Аокиджи пришлось собственноручно мыть там пол, хотя ему было смертельно лень), а у другого – настоящий динозавр в прикроватной тумбочке (пусть в эту многострадальную тумбочку помещается от силы треть массивного чешуйчатого хвоста).
– Между про-очим, Кузан-кун, – как бы невзначай тянет Борсалино, – неподалёку есть совершенно свободная спальня. Правда, официально она предназначена для нашего дражайшего Главнокомандующего, но он предпочитает ночевать в своём кабинете.
– А ещё-о, Кузан-кун, – продолжает Борсалино после паузы, так и не дождавшись ответа, – ты мог бы взять свою меховую контрабанду с собой. В том комнате как раз одиноко бродит питомец и по совместительству уничтожитель секретных документов Будды. И даже если кто-то обнаружит на полу клочья белесой шерсти, то это не будет выглядеть подозрительно.
– Ах, Кузан-кун, – вздыхает Борсалино очень печально, – я бы и сам туда переселился, но боюсь, что мой домашний контр-адмирал-дезертир не поладит с милым маленьким козлёнком, а это может расстроить только что вышедшего в отставку уважаемого человека.
Кузан приоткрывает-таки глаз и отвечает:
– Я всё это знаю. И то, что в смежном с такой привлекательной комнатой помещении ждёт старого товарища бывший вице-адмирал Гарп, тоже знаю. И всё ещё, к сожалению, не смог забыть что прославленный герой Флота ужасно храпит и любит в неурочное время экспериментировать с выпечкой.
Борсалино ещё раз вздыхает и неторопливо начинает обдумывать новый план, призванный внести некоторое разнообразие в штабную жизнь.
Дальше будет. Лучше.
P.S.
Фиктест! Такой маленький!
Про Мугивар и мечты, которые – увы! – действительно сбываются. Про Мугивар и мечты, которые – увы! – действительно сбываются.
Если чего-то на корабле Соломенных пиратов быть в принципе не могло, так это пассажиров. В царящей на Санни-го обстановке выжить и остаться в своём уме могут только те, кого капитан Мугивара лично посчитал достойным присоединиться к команде.
К слову, накама Монки Д. Луффи набирает исключительно по велению своей левой пятки и принципу «Ты мне нравишься!» Проблема лишь в том, что два раза одним и тем же заинтересовать Мугивару несколько сложнее, чем привлечь его внимание чем-то новым, и поэтому на борту его судна оказываются люди (и не только люди) разнообразные и не всегда совместимые между собой. Да и сами по себе все они личности в некотором роде необычные, почти выдающиеся и чуточку сумасшедшие – последнее обязательно, так как настоящий здравомыслящий человек не может следовать за таким вот капитаном.
В общем, атмосфера радостного безумия и лёгкого беспредела, вошедшая на Санни-го в привычку, не предназначена для долгого нахождения в ней совершенно адекватных людей. Она больше напоминает праздник, который сам по себе неплох и в стадии подготовительной суеты, и в следующий за ним этап непосредственно торжества, и в заключительный период довольного опустошения и ленивого бездействия, но который по-хорошему должен бы заканчиваться, а не повторяться в цикле раз за разом по всё больше абсурдным поводам.
Монки Д. Луффи отдельно известен за свою непредсказуемость. Но если познакомиться с ним и его верной и неизменной командой поближе, то можно понять, что на самом деле всё не так страшно… или испугаться ещё сильнее и навсегда заречься иметь дело с такими жуткими личностями (и даже случайно с ними больше не пересекаться, и вообще уплыть на противоположную сторону мира).
Только близкие люди знают, что скрывается под привычной маской беззаботного, забывшего повзрослеть резинового болвана. Они-то видели, насколько Луффи может быть серьёзным и даже суровым…
Но однажды это переходит все границы. При учёте того, что настроение капитана само собой расползается по окрестностям и захватывает всё, что теоретически попадается в радиус действия цепких резиновых рук, над Санни-го в этот момент даже птицы опасаются пролетать, и чёрные флаги с знаком Соломенных пиратов печально обвисают на верхушках мачт.
А новоиспечённый Король Пиратов смотрит на собранную на палубе команду. Мрачно так смотрит и, наверное, размышляет; а они (не иначе как проникшись величием момента) не спят, не занимаются чем-то своим, даже не разговаривают и не цапаются между собой.
– Если мечта сбылась, то это была не мечта… – говорит Луффи тихо, себе под нос, ни к кому не обращаясь. А потом, отбросив всю эту напускную мрачность, поднимает голову выше, растягивает губы в привычной улыбке, от которой, кажется, даже солнце светит ярче, и заявляет громко, звонко, совсем по-мальчишечьи: – Эй, народ! Мы отправляемся на поиски новой мечты!
… И всё начинается заново.