Ай дид ит! Ай наконец дид ит, рили!
«Если ты отчаянно хочешь что-нибудь прочитать, то тебе сначала придётся это написать», – гласит Второе Правило фикрайтера.
А если текст рождается долго, отдельными кусками, которые нужно друг другу подгонять, не раз дополняется или переписывается отдельными частями, по многу раз вычитывается… рождается в полноценных муках творчества, то в итоге получится либо «щось таке зубасте», что надо спрятать понадёжнее и никому не показывать, либо почти идеальное собрание любимых мельчайших подробностей.
Кстати, если кто вдруг обнаружит в тексте слегка перефразированные свои или принадлежащие знакомым авторам мысли, то возможны два варианта: 1) мы просто подумали их одновременно; 2) я их где-то увидел и так впечатлился, что они запали мне глубоко в душу и при первом удобном случае дали о себе знать.
Между прочим, изначальная идея этого безобразия – несомненная польза от Дьявольского фрукта в процессе тесных взаимоотношений. Поэтому рейтинг пришлось долго и упорно раскармливать, чтобы он рос большой-пребольшой, как Rепка. В итоге он получился дольно жирным, вот таким: R. А по жанру это, разумеется, PWP. Правда, оно довольно стеснительное и изо всех сил маскируется.
P.S.
Я больше не буду!
Просто потому что по данной теме мне добавить ну совершенно нечего.
P.P.S.
Начало текста, которое уже где-то тут раньше мелькало, подверглось некоторой переработке… кажется. Да и вообще, законченное произведение надо читать целиком, даже если уже видел демоверсию! Ибо воистину!
В итоге слов получилось не так уж много…
При выходе из себя, пожалуйста, на забывайте пинать автора. Я же всю ночь не спал, не ел, полезными делами не занимался...
Луффи всегда должен находиться в самой гуще событий...Луффи всегда должен находиться в самой гуще событий, и если вокруг ничего не происходит, то он, не в силах терпеть такого положения дел, обязательно найдёт какой-нибудь собственный способ это исправить. И в этом ему никто не сможет помешать, потому что Мугивара – то из воплощений вращающей этот мир силы, что отвечает за перевороты с ног на голову. И делать он это будет непроизвольно, неосознанно и неизбежно, с полной самоотдачей и достойным иного применения размахом, а главное – весело и со вкусом.
Зоро издалека чувствует, что капитана там нет, но всё-таки приближается к Санни-го. Покрытый особой смолой корабль переливается всеми цветами и сверкает на солнце, создавая иллюзию радостного предвкушения будущего плаванья. Вот только мечника это не обманывает – он слишком отчётливо различает в плеске волн дыхание Санни-го. Корабль без команды никуда плыть не может. Кораблю без капитана плыть некуда. И в последнем Ророноа с «Тысячью Солнц» полностью солидарен.
Кораблю отчаянно хочется, чтобы кто-нибудь наконец поднялся на его борт, но Зоро только прикасается ладонью к тёплому, липкому деревянному боку – то ли здоровается, то ли извиняется.
Он вернётся сюда чуть-чуть позже – и не один. А до этого момента неожиданно для всех вернувшемся первым мечнику здесь совсем не место.
Луффи всегда должен находиться в самой гуще событий, но на всём архипелаге, кажется, совершенно ничего не происходит. Словно не прибывают чуть не каждый день новые корабли, полные собирающихся штурмовать Новый Мир пиратов; не заключаются новые, грозящие неприятностями союзы; не стягивает силы Флот, готовый решительно ко всему… и один за другим не являются те, что прошли каждый через свой собственный ад, – накама одного капитана, ставшие друг другу немножко незнакомыми.
Вокруг слишком тихо, и это однозначно указывает на отсутствие Мугивары.
И пусть без отдельных стычек в столь напряжённой обстановке обойтись не может, но их можно сравнить разве что с искрами. Настоящий пожар вспыхнет только в тот момент, когда придет вчерашний мальчишка в потрёпанной соломенной шляпе, он же будущий Король Пиратов.
В тот же самый момент – и совсем в другом месте. Как случайное совпадение.
Луффи всегда должен находиться в самой гуще событий, следовательно, тот человек, что так спокойно стоит посреди всего этого хаоса, и есть Мугивара.
То, что логика этого рассуждения явно хромает на обе ноги, Зоро понимает только после того, как из его рта само собой вырывается долгожданное «Эй, Луффи!»
По очевидным причинам Ророноа в последнее время стал меньше доверять зрению и больше – остальным чувствам, в том числе труднообъяснимым инстинктам и чутью; и он пользуется всеми имеющимися в распоряжении средствами, чтобы изучить стоящего перед ним человека. Мечник одновременно узнаёт и не узнаёт капитана, но последнее он изо всех сил пытается списать на прошедшее с последней встречи время, в течение которого он был настолько сконцентрирован на единственной цели, что пренебрегал решительно всем остальным, даже сохранением в памяти событий и образов прошлого.
Но тут Луффи улыбается – это явление не заметить попросту невозможно – и Зоро понимает, в точности как при самой первой встрече, что никуда он от капитана не денется. И что Мугивару ну совершенно не волнует, что Ророноа представления не имеет, как в этой ситуации и в ближайшем будущем должен себя вести.
Луффи улыбается, машет руками и нетерпеливо подпрыгивает; больше оставаться на одном месте у нет ни сил, ни желания, да и интерес к происходящему им почти утерян. Поэтому Мугивара бросается прочь, куда-то навстречу новым приключениям, а Зоро ничего не остаётся кроме как бежать следом.
На Санни-го они прибывают в том же порядке: мечник принципиально отстаёт от капитана примерно на полшага и на считанные доли секунды; и Ророноа абсолютно уверен, что именно так – правильно.
Луффи всегда должен находиться в самой гуще событий, даже когда он находится на собственном корабле. Поставить дорогую команду на уши самым неожиданным способом – это почти священный долг капитана.
А Зоро сидит чуть в стороне, не принимая активного участия в царящем вокруг радостном беспределе, криво улыбается правой половиной рта и пристально, очень внимательно следит за Мугиварой. Который всё это замечает – явно, до предела демонстративно – но предпринимать что-либо по этому поводу не спешит.
Выдержке Ророноа может позавидовать почти любой: вот так вот сидеть ему удаётся ужасно долго. Ну то есть примерно минуту.
А потом у мечника как-то само собой получается оказаться рядом с Луффи, и очередная совершенно безумная идея капитана (наловить рыбки, игнорируя препятствие в виде окружающего корабль пузыря) воспринимается лучше чем собственная и готовится быть немедленно исполненной.
И за такое безрассудство они несут заслуженное наказание, разделённое точно пополам.
Луффи всегда должен находиться в самой гуще событий, и те отвечают Мугиваре полной взаимностью: поджидают на пути, сваливаются на покрытую шляпой голову будто из ниоткуда, ну или изо всех сил бросаются в погоню. А капитану, конечно, такое только в радость, потому что жажда приключений в нём, в отличие от неуёмного голода, абсолютна неистребима.
Такая уж у Луффи система ценностей: мечта, приключения, накама, мясо. Всё остальное – после. И если рассматривать Ророноа вне этих четырёх категорий, то ему в лучшем случае достаётся лишь почётное пятое место.
Зоро не раз представлял, как встретится с капитаном после этих двух лет. Как, например, выскажет ему всё, что думает о таких вот его безобразных приказах. Как будет ни на шаг не отходить от Мугивары, пытаясь хоть немного восполнить упущенное время. Как украдёт капитанскую шляпу, чтобы, во-первых, привлечь к себе внимание и, во-вторых, не дать Луффи опять куда-нибудь деться. Как будет искать в капитане произошедшие изменения сначала взглядом, а потом, затащив священное резиновое тело в укромный уголок, руками и…
Последнее Ророноа честно старается не представлять, потому что это чревато весьма неудобными последствиями.
…Или даже не утруждая себя поисками подходящего закутка. Пусть остальные хоть раз проявят тактичность и куда-нибудь исчезнут или хотя бы отвернутся…
Зоро может представлять себе такое сколько угодно (он вообще подобным занимается чаще, чем кажется со стороны), но он не может не знать, что всё это в любом случае в реальность не воплотится. А если вдруг воплотится, то в самый неожиданный момент, каким-нибудь до безумия внезапным способом и по вине непосредственно Луффи.
А пока этого не происходит, мечник может спокойно – почти спокойно – принимать активное участие в очередной его дурацкой затее, встречать непрошенных гостей, замерев за его левым плечом, стоять рядом с ним у фальшборта (и пытаться как-нибудь уклониться от такого нежелательного разговора), путешествовать вдвоём (кок не в счёт) в одном весьма тесном смоляном пузыре по морской бездне и даже ворчливо возмущаться его проделками… И при этом не иметь никакой возможности что-либо изменить.
Хотя, если подумать, железная медаль за пятое место в системе ценностей Мугивары мечнику в некотором роде очень подходит. Потому что будь она отлита из какого-нибудь другого, более благородного металла, вручивший её не имел бы ничего общего с Луффи.
Луффи всегда должен находиться в самой гуще событий – и в центре внимания, разумеется. И для привлечения последнего к своей персоне он готов использовать любые средства, в том числе и беззастенчивые прыжки прямо на колени к особо любимым накама. Особенно если эти накама столь же беззастенчиво дремлют, сидя на палубе и прислонившись спиной к мачте, даже не пытаясь делать вид, что сегодня именно их ночное дежурство.
Как ни странно, но даже у славящихся бурной жизнью пиратов Мугивары бывают такие ночи затишья, когда мечта всё ещё маячит в необозримой дали, когда новое приключение ещё не началось, когда почти весь экипаж Санни-го мирно спит в своих каютах и когда ужин съеден до последней крошки.
Зоро приоткрывает глаз и, конечно, первым делом убеждается, что перед ним действительно Луффи, а вторым делом обнаруживает на лице капитана интерес, терпеть который совершенно невозможно и, что главное, больше нет причин. Поэтому Мугивара незамедлительно начинает своё любопытство удовлетворять: смотрит на лицо мечника пристально, в упор, и в удовольствии потрогать себе отказывать не собирается, раз-другой проводит пальцами по всей длине нового шрама, словно знакомясь. В общем, изучает свежую деталь чужого облика в мельчайших подробностях и тщательно запоминает. И даже на вкус напоследок пробует: сначала прижимается искусанными губами, а после старательно зализывает.
Кто-нибудь другой на месте Луффи при этом обязательно бы сказал какую-нибудь глупость. Например: «Как тебя угораздило?» Или: «Это было больно?» А возможно: «Ты об этом не жалеешь?»
Но Мугивара закрывает ладонью единственный глаз мечника и лишний раз целует зашитое веко – так, что можно почувствовать кожей, как капитан улыбается.
– Это выглядит так круто, – по секрету сообщает Луффи и тут же тянется реализовывать очередную пришедшую в голову идею: конфискует у Зоро его любимую, порядком потрёпанную бандану, складывает её узкой полосой и пытается соорудить нечто повязки. Конечно, при этом путается пальцами своими резиновыми и в чужих волосах, и в тёмной ткани и для удобства притягивает голову мечника к себе поближе, что тот едва не утыкается капитану в грудь.
«Я нашёл сокровище», – думает Ророноа, потому что на картах место, где зарыт пиратский клад, обычно обозначается крестом, и именно такой красуется у Луффи на коже. Вот только от этого рубца до сих пор едва заметно пахнет палёной плотью. Того, кто посмел оставить на теле Мугивары такую отметину, мечник уже ненавидит как никого другого во всей жизни. Но больше ничего по этому поводу Зоро подумать не успевает, потому что Мугивара наконец заканчивает возиться и заставляет мечника поднять голову и показать результат капитанских усилий.
– Зоро, – тянет Луффи таким голосом, что у Ророноа внутри всё переворачивается и до безобразия слабовольно трепещет. Мугивара старательно строит самую пресерьёзную физиономию и сообщает тихо-тихо, как самую страшную тайну: – Это глупо. Никогда больше так не делай.
Зоро, конечно, хочет небезосновательно возмутиться, что капитан сам это затеял, а у него и в мыслях такого не было – но капитан заранее предотвращает маленький ворчливый бунт самым напрашивающимся способом.
У мечника от такого беспредела, конечно, возражения из головы стремительно улетучиваются. Зато там появляются куда более увлекательные мысли о том, что целоваться с человеком, чей язык без труда растягивается до совершенно неприличной длины, куда увлекательнее, чем с кем-либо другим. Хотя об этом Зоро может только догадываться, так как не проверял и не сравнивал.
Луффи всегда должен находиться в гуще событий – и Зоро это кажется совершенно очевидным, потому что в мироздании мечника вокруг капитана вращается вся вселенная: и накама, и все встречные, и острова, и весь Гранд Лайн. И даже персональная мечта Ророноа не смогла не поддаться искушению и не присоединиться к столь хорошей компании, пусть и орбита у неё оказалась самую малость поменьше, чем у прочих.
А у такой концепции устройства мира есть одно интересное свойство: если Луффи оказывается очень близко, то всё остальное не просто отступает на второй план, а вовсе исчезает из поля зрения.
Луффи выдыхает прямо в украшенное серьгами ухо: «Ещё», – и непонятно, то ли это отчаянный стон умирающего от голода, то ли не терпящий возражений высочайший указ венценосной особы. Но, в любом случае, отказать решительно невозможно.
Где-то на задворках сознания Ророноа клубится маленькая, липкая, недостойная мысль о том, что не желающий знать в чём-либо меры капитан его попросту заездит до потери пульса. Словно Луффи отчаянно хочется наверстать упущенное, претворить в жизнь каждый раз, что мог бы случиться за эти два года… или, может быть, он пытается вспомнить, как это вообще бывает. Но, независимо от его личных причин, ни секунды на лишние раздумья Мугивара мечнику давать не собирается.
Луффи на ощупь такой горячий, что держать его в руках почти больно, и почему-то именно эта деталь разбивает самоконтроль мечника (который по идее должен быть подобен закалённому клинку) в мелкую пыль. Но в такие моменты держать себя в руках совсем не обязательно.
Можно со всей нечеловеческой силы сжимать пальцы – упругая плоть лишь прогнётся, а потом быстро восстановит изначальную форму. Можно чередовать мягкие поцелуи с жадными, щедро рассыпая укусы и засосы – но на коже с ненавязчивым привкусом резины не останется ни одного следа. Можно придавать податливому телу совершенно любую позу – и точно знать, что это не причинит даже малейшего неудобства. Можно с ходу задавать предельно быстрый и жёстким темп – а Мугивара ещё и подаваться навстречу будет.
Любая идея мгновенно Луффи подхватывается и воплощается с неиссякаемым энтузиазмом, и кажется, что с ним, по жизни открытым и доверчивым, можно делать всё, что угодно. И не просто можно, но и нужно, потому что его капитанское высочество в данный момент настолько этого желает, что чуть ли не светится неудовлетворенностью от макушки до пяток.
…Луффи дышит часто и глубоко, но в остальном полностью расслаблен, вот только находиться в таком состоянии долго совсем не собирается: садится, придвигается ближе, распахивает свои огромные и наивные глаза и выдыхает своё «Ещё» уже в который по счету раз. И в голосе его при этом есть что-то такое, что не просто заставляет собирать последние силы, но и открывает ранее неизвестные источники вдохновения.
Зоро как-то упускает тот момент, когда Луффи говорит ему что-то длиннее одного слова из двух слогов. То есть Ророноа осознаёт, что ему попытались сообщить что-то неотложное, но смысл сказанных слов от него ускользнул.
Мугивара для выразительности корчит свою самую непреклонную физиономию и повторяет: «Хочу по-другому». И мечник, разумеется, сразу понимает, что имеется в виду, и согласно кивает. После того, что ему довелось творить с капитанским телом в последнее время (минуты, часы – считать было недосуг), даже на незаметный вздох у него как бы нет права.
Они никогда не обсуждали этого между собой, предпочитая сразу пробовать на деле. И так уж сложилось само собой, что одно из двух возможных положений тел относительно друг друга ко взаимному удовольствию оказалось немногим более удобным и стало привычным. Но это отнюдь не означает, что оно же превратилось в единственно возможное.
Первым делом Луффи разворачивает Ророноа к себе спиной. Мугивара может подолгу концентрировать своё внимание на многочисленных шрамах мечника, разбросанных почти по всему его телу, внимательно их изучать и касаться пронзительно-нежно; но из этого вовсе не следует, что прямая и широкая спина Зоро капитану нравится хоть несколько меньше. Там, на загорелой, безукоризненно гладкой коже можно составить из отметин свой собственный узор, который пусть и сойдёт максимум через пару дней, но точно никем другим никогда не будет нарушен.
Зоро приходится закрыть глаза и полностью сосредоточиться на ощущениях. Он никогда особой тактильной чувствительностью не отличался – что в его полной тяжких и очень тяжких телесных повреждений жизни не раз бывало весьма полезно – и сейчас это изрядно мешает ему уловить все подробности происходящего позади. Но Ророноа не может не заметить, что движения Луффи слишком мягкие и слишком аккуратные, а ещё почему-то незаконченные, нарочно прерванные на полпути. И что ладони капитана как-то неуверенно разгуливают по стратегически важным участкам тела мечника, хотя эпитет «неуверенный» применять к Мугиваре по меньшей мере странно. И что тонкие, сильные пальцы Луффи мелко, как-то подозрительно дрожат.
Такая дрожь заставляет сцеплять руки в замок или до хруста сжимать кулаки, и возникает она тогда, когда чего-то нестерпимо хочется, но брать это решительно нельзя.
И тогда Ророноа от души пихает капитана локтём, отбрасывая от себя, оборачивается и награждает Луффи пристальным взглядом из-под нахмуренной брови. В его глазу целая куча вопросов тонет в недоумении, и прочитать их все – особенно в полумраке – попросту невозможно. К счастью, Мугивара иногда демонстрирует такую проницательность, которой не нужны не только лишние слова, но и многозначительные взгляды.
– Прости, – говорит капитан.
– Не знаю, что на меня нашло, – улыбается капитан.
– Я больше не буду, – облизывается капитан.
На этом он считает инцидент исчерпанным и от ненужных слов переходит к решительным действиям. Решительным – это более резким, нетерпеливым, рваным. Луффи не любит ждать и не собирается тратить слишком много времени на какую-то там подготовку. Мугивара берёт ему принадлежащее тогда и так, как ему хочется – и замирает, прижимаясь к спине Зоро всем телом, чтобы дать им обоим немного привыкнуть, а попутно заключая мечника в свои фирменные объятья в несколько оборотов каждой руки. Витки резиновых конечностей вокруг грудной клетки кому-нибудь другому не дали бы сделать ни вдоха, а их же неосторожное движение может разом переломать половину рёбер, но Ророноа – он сильный, он словно специально создан для того, чтобы спокойно переносить такие проявления капитанских чувств. В конце концов Луффи и Зоро стоят друг друга, и возможность делать с другим что угодно у этих двоих полностью обоюдна и взаимна.
Если быть честным, то каждое возвратно-поступальное движение Мугивары причиняет Ророноа лёгкую боль. Возможно, Луффи делает это ненамеренно, а исключительно из-за невозможности познать подобное на собственном опыте. Но, в любом случае, Зоро не собирается по этому поводу что-либо предпринимать. Мечник не должен обращать внимание на такие мелочи. Тем более что это позволяет ему чувствовать чуточку острее.
Луффи с заданной периодичностью прижимается к спине Ророноа телом, руки капитана плотно обхватывают торс мечника, ноги – предположительно находятся где-то внизу и дают Мугиваре необходимую опору. Но резиновость тела Луффи неоспорима, и Зоро совсем не удивляется, когда капитан трётся щекой о его живот, намеренно щекочет вечно взлохмаченными чёрными прядями, а потом, обратив на себя внимание, подмигивает и многозначительно показывает язык. Который, конечно же, незамедлительно пускает в ход, начав медленно, старательно, со вкусом вылизывать гладкую кожу, не пропуская ни одного участка на пути вниз.
Как Мугиваре удаётся делать два дела одновременно и не сбиваться с таких разных ритмов, он объяснить не сможет даже под угрозой лишения обеда.
Луффи окружает Зоро в буквальном смысле со всех сторон – для того, кто способен объять весь мир, прогнуть его под себя и вылепить из него что-либо на свой вкус, в этом нет ничего сложного. А такую сильную концентрацию капитанского внимания на своей отдельно взятой персоне долго не может выдержать даже его мечник. Поэтому заканчивается всё быстрее, чем того им хочется.
Возможно, только для того, чтобы повториться ещё раз?
Луффи всегда должен находиться в гуще событий, потому что это ему жизненно необходимо, но даже ему иногда требуется короткая передышка. А к пожеланиям столь высокопоставленной особы прислушиваться вовсе не грешно.
И новое приключение терпеливо ждёт утра, не решаясь тревожить уснувшего на чужих коленях капитана.
P.P.P.S.
Всё равно хочется кого-нибудь другого почитать на эту тему. Вот бы кто удружил...