Эх...

В примерно такие самые ранние утра, когда ручка грызётся, карандаш почти непрерывно точится, бумага мнётся и покрывается многозначительными кляксами, но связного текста из всего этого упорно не получается, бывает очень полезно прочитать что-нибудь из своего старого. Настолько старого, что забылись не только отдельные детали, но и «сюжетная канва».
Если попытаться посчитать время, хотя это уже само по себе безнадёжно, то с дней написания этого «произведения» прошло больше трёх с половиной лет. И за это время к этому Подлинному Шедевру мне ни разу даже приблизиться не удалось. Даже попытка приступить к штурму самими же заявленной высоты и сотворить к этому тексту достойное продолжение тем же авторским дуэтом провалилась с треском. В одиночку моя фантазия тем более не справится с задачей подобной сложности, да и подступиться к тому самому авторскому стилю мне вряд ли удастся.
Самое забавное, что даже с учётом соавторства – а писали мы по очереди, фраза через фразу, то есть по теории вероятности моей руке принадлежит ровно половина текста – это остаётся самым объёмным моим творением: двенадцать авторских глав, более десяти тысяч слов. Неповторимые герои и оригинальный сюжет прилагаются.
Эх…
*Обнаружил себя лежащим под столом, держащимся за сведённый судорогой живот и так трогательно ностальгирующим… взял себя в руки, вылез на свет, встал, отряхнулся и ушёл варить самый отвратитьный в мире кофе.*

P.S.
Может во флешмобе каком-нибудь поучаствовать? А то как-то тихо, спокойно… хочется какого-нибудь возмутительного предложения.

P.P.S.
Надо уже научиться на невинный вопрос «У тебя всё в порядке?» отвечать что-нибудь нормальное и подобающее моменту. Например, лаконичные «Да)» или «Нет(». А не уточнять каждый раз: «С головой?»
Вот бы кто организовал специальные курсы для борьбы с этой проблемой, я бы записался, честное слово.

@темы: Есть ли жизнь за кадром?, Поток сознания прорвал плотину

---

Вот вроде есть такая

симпатичная концептуальная штука.

симпатичная концептуальная штука:

И на первый взгляд там всё хорошо, вот только... заявки не вдохновляют. Ну совсем.
Разве что за редким исключением.

Пираты Широхиге (внезапно все!) и весенняя уборка на Моби Дике.

Пираты Широхиге (внезапно все!) и весенняя уборка на Моби Дике.
Все они слишком давно плавают по Гранд Лайн. Неважно, какой в точности срок пребывания в этом неспокойном море у каждого из них, он в любом случае кажется очень большим.
Местные порядки въедаются быстро и навсегда. И пусть кто-то из них мечтает, как когда-нибудь однажды отправится в Блю, найдёт там тихий островок, в бухте которого можно будет бросить якорь, и завяжет со всей этой пиратской романтикой раз и навсегда, все, включая самого расписывающего прелести мирной жизни, понимают, что ни сегодня, ни завтра такого не произойдёт. А на большие сроки пираты не загадывают.
Какие тут могут быть планы на будущее, если даже предсказать, какая погода будет через пятнадцать минут, решительно невозможно?
Два дня назад обледеневшие паруса звенели и едва не трескались на пронзительном ветру.
Пять дней назад, спасаясь от удушающей жары, команде пришлось почти в полном составе прятаться в трюмах.
Девять дней назад, если верить календарю, началась весна. Сейчас, когда корабль подплывает к весеннему острову, это наконец-то стало заметно.

Когда всё так совпадает, и весенний ветер доносит с весеннего острова запах первых весенних цветов и столь же весенние птичьи пересвисты, разливающееся в воздухе желание сделать мир чуть лучше путём наведения в нём чистоты и порядка превращается в весеннюю уборку.
Моби Дик – корабль большой, и в процессе приведения его в подобающий настроению вид задействуется весь экипаж.
Кроме Бати: кто-то же должен снисходительно наблюдать за всеобщими стараниями, а потом любоваться на результат и гордиться своими сыновьями.
Кроме медсестёр: благородные пираты единогласно освободили прекрасных дам от нелёгкой работы.
Кроме Изо: прекрасный командир Шестнадцатой дивизии от тяжёлой работы освободил себя сам, взамен возложив на свои хрупкие плечи обязанность прицельной стрельбой мотивировать на трудовые подвиги недостаточно старательных товарищей.
Кроме Эйса: он честно собирался помочь Марко и Бленхейму с такелажем, но в процессе как-то незаметно уснул на одной из рей. Наверное, это даже к лучшему, ведь разрушительных талантов командира Второй дивизии никто не отменял, вот только Фениксу теперь приходится постоянно отвлекаться и проверять, не собирается ли свалиться это пламенное создание в воду.
Кроме Саччи: уборка уборкой, а обед никто отменять даже не думал, поэтому выпускать из камбуза жаждущего смены деятельности командира дивизии Четвёртой никто не собирается.

Конечно, без происшествий событие такого масштаба обойтись никак не может.
Например, Виста и Фосса просто обязаны не поспорить по поводу участка палубы сомнительной чистоты. И решить, кто именно им должен заняться, они могут только в поединке, в процессе которого будут щедро рассыпать с клинков лепестки роз и огненные искры. Что, разумеется, приведёт только к увеличению количества работы.
А Харуте тем временем обязательно наскучит то, чем ему по жребию выпало заниматься, поэтому командир Двенадцатой дивизии отправится на поиски Джозу. Заботливо протерев Алмаза рукавом, Харута поведёт командира дивизии под номером Три демонстрировать себя остальным в качестве образца чистоты и блеска, до достижения которых необходимо натирать корабль. И совершенно случайно от этого похода будет-таки польза: совместными усилиями им удастся разнять и разоружить Пятого и Пятнадцатого командиров.
К тому сроку Ракую и Кингдью уже успеют хорошенько искупаться и едва не утопить орудия своего труда. Им оказалось поручено привести в надлежащее состояние наружную обшивку корпуса корабля, особое внимание уделяя белому «китовому» носу. А заниматься этим возможно только в буквальном смысле подвешенном состоянии, то есть обвязавшись тросом, один конец которого прикреплён к фальшборту. Последнее, как выяснится, окажется весьма недальновидным, потому что размахивающие острыми предметами товарищи, хаотично перемещаясь по всей палубе, могут такой трос совершенно случайно разрубить. И хорошо ещё, что рядом так кстати окажется Намур (занятый, в отличие от Седьмого и Одиннадцатого командиров, днищевой секцией обшивки и вообще всем, что находится ниже ватерлинии), и рыбочеловек не даст ничему бесславно утонуть.
Посланный помогать Атмосу с наведением порядка на нижней палубе и в трюмах Спид Джиро не сможет удержаться от того, чтобы немного не поиграть с напарником в прятки. Осознающий преимущество товарища в ловкости, скорости и способности пролезать в куда меньшего размера щели командир Тринадцатой дивизии применит тактическую хитрость и одолжит у Бати Стефана, а с помощью усатого пса отыскать Четырнадцатого командира не составит труда даже Водяному Быку. И поэтому Спид Джиро в итоге придётся-таки работать наравне с Атмосом точно до тех пор, пока не будет объявлен перерыв на поход в гости к Саччи.
А объявит этот массовый штурм камбуза Курьел. Командир дивизии Десять, вызвавшийся заниматься корабельными орудиями ещё до того, как жребий определит каждому фронт его работ, просто не сможет удержаться и не выстрелить разочек из своей любимой пушки (вторая на опердеке по бакборту).
И пока все остальные командиры будут так заняты, отправленный на уборку жилых помещений Бламенко не удержится от соблазна чуть-чуть обновить обстановку, устроив перестановку всех вещей вплоть до недостаточно хорошо закреплённых предметов мебели. Благо способности командира Шестой дивизии так удобно позволяют переносить даже громоздкие предметы внутри собственного тела.

Разумеется, если вся команда занята одним и тем же, то и обсуждать они будут именно это. Будут спорить, кому выпала самая сложная или скучная часть работы, шутливо предлагать друг другу поменяться обязанностями, спорить, кто с порученным справится быстрее и лучше… и даже немного – совсем чуть-чуть – сетовать, что из-за размеров корабля его уборка довольно утомительна. Но последнее – это всего лишь сиюминутное ворчание, ведь никто из экипажа не может жаловаться на корабль всерьёз. Уже никто из них не может себе представить, что плавать можно на чём-то другом, потому что только такой большой корабль может их всех на себе разместить.
И Моби Дик тихо, привычно качает своих пиратов на волнах. Любой корабль был бы счастлив иметь такой заботливый, внимательный экипаж, считающий его не просто плавсредством, а полноценным товарищем. И хотя даже его иногда посещают мечты о тихой гавани, Моби Дик знает, что останется со своей командой до самого конца.


Да, у ВанПиса теперь тоже есть отдельный АртФест:

И я, конечно, не удержался и быстренько набижал туда.

Мугивары под котацу.

Где-то в преддверии событий на архипелаге Сабаоди.
Мугивары под котацу.
Прекрасная и единственная навигатор будущего Короля Пиратов любит деньги и искренне полагает, что всё сэкономленное на своих накама можно запросто перекладывать в собственный карман. Но даже у этого её стремления есть разумные пределы, поэтому вовсе не это стало причиной того, в каком положении оказались Соломенные пираты этой ночью.
Любой здравомыслящий человек знает, что как бы ни были хороши отношения между людьми, долгое время непрерывно находиться в тесной компании друг друга вредно для самочувствия и любви к ближнему своему. А одиноко плывущий по бесконечным волнам корабль, сколько бы отдельных помещений и укромных уголков на нём не было, – это как раз такое замкнутое пространство, где чужое присутствие чувствуется особенно остро. И в затянувшемся плавании иногда очень хочется выпрыгнуть за борт в попытке бегства от дорогой команды, в которой по прихоти судьбы и капитана собрались совершенно разные и сами по себе не очень совместимые люди (и северный олень). Ну или наоборот, выкинуть в море остальных и остаться в долгожданном и жизненно необходимом гордом одиночестве.
Нами, обоснованно полагающая себя человеком здравомыслящим, всё это прекрасно понимает. Она знает, что короткая остановка на архипелаге – это их шанс хоть немного отдохнуть от общества друг друга. Но всё-таки она без колебаний снимает для ночлега на суше только одну комнату на всех (а даже не две, что обычно является минимумом). Разумом навигатор может понимать что угодно, но то, что действительно нужно всем им, таким не похожим друг на друга, Нами куда лучше чувствует сердцем.
Комната, в которой команде Луффи предстоит провести эту ночь, довольно просторная и совершенно пустая. Разве что пол в ней мягкий и приятный на ощупь, да одеяло посредине лежит – такое большое, что его с лихвой хватит на всех.
Их всех сегодня тревожит странное предчувствие, словно над ними нависла невиданная ранее угроза не просто ненадолго расстаться, а быть разбросанными по всему миру и ближайший пару долгих лет провести в полном одиночестве и неведении о судьбах остальных. Поэтому все они – инстинктивно, почти не отдавая себе отчёта – пользуются этой подвернувшееся возможностью оказаться друг к другу не просто близко, а почти вплотную.
Даже Робин забирается под это общее одеяло, хотя по своей привычке спать она пока не собирается. Археолог берёт с собой очередной фолиант и листает с необычно небольшим интересом, больше думая не о новых знаниях, а о дорогих людях.
Даже Чоппер оказывается под одеялом, хотя ему вовсе не холодно в его полной животной форме. Это Луффи притянул его к себе, обнял, как тёплую меховую подушку, и отпускать совершенно не собирается. Капитан как всегда не мучает себя лишними размышлениями, а действует наиболее очевидным способом.
Санджи по своему обыкновению спит крепко. И видит сон про прекрасную Нами-сан, которая проявляет невиданную благосклонность и позволяет себя обнять за плечи. Навигатору же в это время в который раз снится тот самый детский кошмар с участием Арлонга и Белльмере, что так часто оказывается предвестником крупных неприятностей и новой едкой боли глубоко в сердце, поэтому Нами неосознанно придвигается к лежащему рядом коку ближе, утыкается носом в чужую, приятно и привычно пахнущую табаком грудь. А он обнимает её одной рукой и даже не подозревает о таком счастье наяву.
Постепенно темнеет, и в углах комнаты начинают клубиться страшные бесформенные тени, но храбрый воин моря (пока непризнанный) по имени Усопп героически их игнорирует и даже спиной к ним поворачивается. Вместе со своими накама он и не на такие подвиги способен. А ради них он и большую храбрость проявить может, пусть даже этого никто не увидит.
Френки тоже лежит вместе со всеми, хотя киборг как никто другой хотел бы остаться на борту Санни-го. Наверное, завтра он встанет рано-рано, вместе с собирающимся готовить обширный завтрак коком, и первым делом пойдёт проверять сохранность корабля. Но это будет только завтра.
У Зоро то ли случился особо острый приступ топографического «таланта», то ли проявилась его способность спать в любом месте и положении… но теперь из-под одеяла торчат только его по собственноручно нанесённым шрамам узнаваемые ноги. А может быть он просто пришёл и лёг первым, а остальные в шутку его накрыли и расположились вокруг. В общем-то неважно, почему и как так получилось, главное, что этой ночью даже не любящий откровенной физической близости мечник не стал отрываться от коллектива.
И Брук, в силу своих особенностей вовсе во сне не нуждающийся, тоже не стал. И теперь скелет лежит, не способный даже глаза закрыть из-за их (Йохохохо!) отсутствия, и слушает дыхание новообретённых накама.
Пиратская жизнь вообще полна всяческих опасностей и по определению непредсказуема. Но если завтра произойдёт что-то совсем из ряда во выходящее… Никто из них не сомневается, что связывающие их души нити могут порваться из-за такой банальной вещи как расстояние. Но тепло, что можно скопить лёжа под одним одеялом бок к боку, в случае расставания поможет им вновь найти друг друга вернее, чем обрывки Карты Жизни.

Шанкс / Михоук / Багги (упоминаются прочие).

Полигамный Шанкс такой полигамный...
Шанкс / Михоук / Багги (упоминаются прочие).
«Чёртов Рыжий, не смей держать его за руку при мне!» – думает Михоук, выпрямляется до предела и руки на груди складывает, и весь словно звенит от напряжения, как его собственный чёрный клинок.
«Чёртов Рыжий, не смей держать мою руку, когда целуешь его!» – думает Багги, отворачивается демонстративно, вздёргивает к небу нос и делает несколько шагов в сторону. Впрочем, последнее ему ничуть не мешает оставить свою ладонь крепко сжатой в пальцах Шанкса.
«Чёртов Рыжий, ну зачем ты такой невозможный и почему не понимаешь таких элементарных вещей?» – думают Михоук и Багги совершенно синхронно, и удивительно, насколько одинаковые мысли вызывает однорукий пират у двух своих таких разных знакомых.
Знакомых – не только знакомых – гораздо больше чем знакомых. Которые похожи только одним: желанием заполучить этого кошмарного Рыжего в собственное безраздельное пользование. Любым способом: силой или слабостью – значения не имеет. И желание это настолько же несбыточно, насколько тщательно скрываемо от всех, и от самого Шанкса – в первую очередь.
Не поймёт же, Рыжий. Просто не сможет понять: он так не умеет и учиться принципиально не собирается. Он, Шанкс, для всех – и это не обсуждается.
Говорят, тот мальчишка, что донашивает любимую шляпу Рыжего, в точности такой же.
Говорят, именно ради этого Мугивары Шанкс вообще в Маринфорд явился. А миротворческая деятельность – это походя, во вторую очередь. Хотя к морскому дьяволу причины, главное, что судьба всё-таки их лишний раз свела. К огромной, искренней радости однорукого Йонку и на беду Шичибукаю и бывшему заключённому Импел Дауна.
Рыжий вертится вокруг, весь лучится вниманием и их обоих не стесняется ни капли. До прочих окружающих ему вообще дела нет. А Михоуку и Багги даже ревновать друг к другу нельзя – если и есть способ обидеть Шанкса, то именно этот будет самым верным. Можно только кидать на соперника чуть-чуть недовольные взгляды. И, кстати, ловить взгляды куда более острые, что летят оттуда, где Рыжего ждёт его собственная команда.
И прозванный Клоуном, и известный за свои выразительные янтарные глаза не раз видели, как под утро за не знающим разумных пределов в веселье капитаном приходил мрачный, смолящий тонкую самокрутку старпом, подхватывал Рыжего на руки куда бережнее, чем это принято при переноске спящих пьяных тел, и аккуратно возвращал на борт родного корабля.
Шанкс – для всех. Сколько у него этих «всех», можно только гадать.
И ни один из них из-за этого не собирается от Рыжего отказываться.

Михоук / Зоро. "Что этот мальчишка о себе думает?"

Михоук / Зоро. "Что этот мальчишка о себе думает?"
Вообще-то, если один человек с оружием наголо плавает по всему миру в поисках человека другого, то их принято называть врагами. Но в данном случае это не совсем верно, потому что в преследующем нет ни капли ненависти, а преследуемый долгое время совсем не знал о погоне за собой.
Вообще-то, если двое вступают в бой не в поисках чьей-нибудь смерти или банальной выгоды, а лишь стремясь к победе (которую необходимо одержать только одним определённым способом), то таких людей принято называть соперниками. Но в данном случае и это не совсем верно, потому что силы неравны и исход поединка известен всем заранее.
Вообще-то, если они приходятся друг другу кем-то вроде врагов или соперников, то один из них не должен брать другого в ученики. Вот только у тех, кто посвятил свою жизнь мечу, есть какие-то свои законы не только чести, но и здравого смысла.
С какой стороны не посмотри, отношения между Дракулем Михоуком и Ророноа Зоро сложные и противоречивые. Но одно можно сказать совершенно точно: ни одна из граней этих отношений не предполагает возможность так уютно, по-домашнему использовать чужое плечо в качестве подушки. И даже способность прозванного Охотником на Пиратов спать решительно где угодно и в любом положении его действие никак не оправдывает.
«Что этот мальчишка о себе думает?» – размышляет Михоук, но зачем-то при этом сохраняет полную тишину и неподвижность. И даже мысленно возмущаться он старается не слишком бурно, словно и вправду боится потревожить ставшего в последнее время слишком восприимчивым ученика. И так получается, что ему не остаётся ничего кроме как и самому закрыть свои «соколиные» глаза.
И как-то никому не приходит в голову подходить к ним слишком близко и случайно будить их посторонним присутствием, вполне закономерно опасаясь двух известных пиратов, которые могут на такое бурно и очень неприятно отреагировать. А те редкие гости, кто в виде исключения из категории посторонних выпадает, тоже не собираются приближаться и предпочитают любоваться на такую редкую и умиротворяющую картину с безопасного расстояния.

P.S.
А вечером Зоро уже целенаправленно заявился спать поближе к своему неповторимому учителю, в идеале пытаясь уложиться прямо под чужой тёплый бок. И аргументировал он это тем, что даже ночью или во сне может набраться от Михоука чего-нибудь полезного, поэтому не собирается больше терять стремительно утекающее время.
А Дракул как-то даже не нашёл, что на это можно возразить.

fem!Зоро. Нежелательное внимание со стороны как врагов, так и друзей.

fem!Зоро. Нежелательное внимание со стороны как врагов, так и друзей. «Ну доберись я до этой Королевы Окам...»
Слухи распространяются быстро, и даже разделяющие отдельные острова Ист Блю километры водных просторов никак не могут этому помешать. Порой слухи распространяются даже быстрее официальных новостей, что специально обученными почтовыми альбатросами разносятся в газетах.
Слухи множатся, ведь каждому следующему хочется внести в историю какую-нибудь новую интересную подробность или хоть немного преувеличить цифры. Слухи могут противоречить друг другу в деталях, но в одном они сходятся – и это немногое можно считать правдой.
Все говорят, что Ророноа Зоро – не просто очередной охотник за головами. Вознаграждение за поимку очередного сделавшего себе имя пирата его почти не интересует, а ищет он лишь схваток с потенциально сильными противниками.
Говорят, что Ророноа Зоро не знает ни жалости, ни милосердия, словно он не только жаждет битвы и чужой крови, но и беспощадно мстит своим противникам. За что можно столь яро ненавидеть совершенно не связанных друг с другом людей и чуть ли не весь мир могут знать лишь встречавшиеся с печально известным Охотником на Пиратов. Но они, потерпевшие поражение, никому ничего не рассказывают.
Говорят, что никто не может предсказать, где Ророноа Зоро объявится в следующий раз. Он может показаться где угодно, даже в самом тихом и отдаленном уголке Ист Блю, словно ищет что-то или кого-то конкретного и никак не может найти. Впрочем, отдельные люди предполагают, что цели у него нет и что он не слишком-то хорошо разбирается в навигации.
Слухи распространяются широко, и по всему Ист Блю Ророноа Зоро закономерно опасаются и стараются лишний раз не поминать вслух. И, в принципе, не найдется никого, кто захотел бы встретиться с прозванным Охотником на Пиратов и тем более познакомится с ним поближе. А те, кто громче других заявляет о желании привлечь к себе внимание Ророноа, в большинстве своем лишь прячут свой страх перед демоном в человеческом обличье под напускной бравадой.
Так по всему Ист Блю – за исключением маленького островка, у которого и названия-то нет и который на картах ленятся отмечать. К берегу которого утром совершенно случайно прибило утлую лодчонку со спящим Зоро. Который горстка местных нарушителей общественного порядка и прав чужой собственности превратила в свое убежище. И который не просто мал, а крошечен настолько, что не встретиться они не смогли.
И тут оставшиеся неназванными господа бандиты на практике убедились, что слухи могут не только преувеличивать детали, но и изящно умалчивать о самом главном и основополагающем.
Потому что внезапно выяснилось, что у грозного Охотника на Пиратов – изящные руки с длинными пальцами и тонкими запястьями, стройная талия и небольшая, но весьма привлекательной формы грудь. И вполне миловидное личико без малейших признаков косметики, которое не портят даже сведённые брови и сжатые в строгую линию губы. И даже три меча у пояса не могут затмить того факта, что Ророноа Зоро – совсем молоденькая девчонка нарочито броского и вызывающего вида. Которую оказывается невозможно воспринимать всерьёз, как то самое чудовище из слухов.
Это, конечно, не может укрыться от Зоро. Она крепче сжимает пальцы на рукояти одного из своих безымянных мечей и проворачивает его в ладони. Ророноа бьёт незаточенной стороной клинка, но с такой силой, что гуманнее было бы убить врагов на месте. Бьёт слишком жестоко для девушки и слишком грязно и бесчестно для уважающего себя мечника. И это действительно доставляет ей некое мрачное удовольствие – ненадолго.
Зоро вкладывает меч обратно в ножны с отвращением к себе и с туго свивающейся в груди ненавистью ко всему окружающему миру.
Когда Куина говорила, что женщина не сможет стать лучшим мечником мира, она объясняла это слабостью. И Ророноа была готова к изматывающим тренировкам, которые бы калечили её собственное тело, но позволяли бы превзойти предел изначально заложенных в ней возможностей. А выяснилось, что во всём этом нет никакой необходимости. Потому что какой бы сильной она не становилась, её все равно отказывались воспринимать как равного противника.
Если этот самый лучший в мире мечник Михоук, когда Зоро его найдёт, тоже скажет, что она не достойна честного удара клинком в полную силу, юная мечница, наверное, отбросит своё оружие и попытается перегрызть ему горло зубами. Всё равно ничего другого ей не останется.
Кстати, Ророноа Зоро – это не её настоящее имя. Оно просто показалось мечнице звучащим подобающе её грандиозным амбициям. А как её звали в детстве, когда у неё еще была семья, она все равно давно не помнит.

В силу очевидных причин – да и, если быть откровенным, особенностей характера – Зоро никогда не стремилась ни присоединиться к чужим компаниям, ни вокруг себя собирать любого рода единомышленников. Но решение пойти за Монки Д. Луффи далось ей легко.
Этот странный мальчишка в соломенной шляпе стал первым в её сознательной жизни человеком, что принял её такой, какая она есть, сразу и полностью. Луффи совершенно не забивал себе голову делением людей по таким признакам как возраст или пол, довольствуясь только двумя категориями: «Ты мне нравишься» и «Я надеру тебе задницу». Да и такого понятия как «глупая несбыточная мечта» для него не существовало.
В общем, Мугивара Луффи был тем самым, чуть ли не единственным в мире человеком, которого Ророноа Зоро могла назвать своим капитаном. Проблема была в том, что этот широчайшей (не иначе как тоже резиновой) души человек нуждался в состоящей не только из одной мечницы команде. И как-либо влиять на решения капитана по поводу новых накама Зоро никак не могла.
Когда Луффи затащил в команду воровку-навигатора, Ророноа даже подумала, что тут есть некоторая подозрительная закономерность. Впрочем, Зоро и Нами достаточно быстро выяснили, что похожи друг на друга примерно как оранжевый цвет на зелёный и, в соответствии с этим, поделили сферы влияния. И хотя без стычек на воображаемых границах обойтись не могло, всерьёз ссориться первой и второй накама капитана Мугивары было негласно запрещено.
Следующего в команду пригласила непосредственно Зоро. Конечно, Луффи был за эту идею обеими руками и готов был отвергать любые отказы, но с произнесением ключевой фразы будто нарочно промедлил, словно ожидая услышать её от кого-то другого. Возможно, это было попыткой сделать из каждого из них накама не только общему капитану, но и друг другу. Вот только Усопп, обоснованно опасающийся эгоистичной Нами и в другое время обходивший бы мрачную Зоро за километр, не был для этого подходящей кандидатурой. Но в итоге (к переливающейся через край радости Мугивары) как-то получилось, что все они могут вполне успешно плавать на одном – уже самом настоящем – корабле.
В целом, новая жизнь Зоро под началом на редкость энергичного и безбашенного капитана была вполне приличной и ставшего уже привычным раздражения не вызывающей. Конечно, по одному из самых мерзких законов мироздания это не могло продолжаться долго. И закончилось, когда в команде, всё с той же легкой руки страдающего от повышенного аппетита Луффи, завёлся кок.
Одно время Зоро даже думала, что её встреча с Санджи не случайна, а является результатом чьей-то очень продуманной и крайне изощренной мести. Потому что этот чересчур любвеобильный кок не просто видел в Ророноа девушку, но и превозносил её на недоступные ранее никому высоты – и во всём мире не было вещи, быстрее и лучше выводящей мечницу из себя. А тут Зоро не помогали ни тренировки выдержки, ни очищающие сознание медитации, ни природная философская невозмутимость и тщательно взращиваемый жизненный пофигизм.
У Санджи по жизни было два неоспоримых достоинства, которые следует выделить отдельно: непрошибаемая принципиальность и вызывающие уважение сила и выносливость. Из-за сочетания этих двух качеств он не просто бывал избит мечницей, но и попадал под её вооружённое до зубов негодование часто, помногу и до безнадёжного неисправимо. Нога у кока поднималась только для парирования наносящих особо тяжкие телесные повреждения ударов; и хотя Зоро с каждым разом становилась сильнее (и подобные оттачивания мастерства на живой цели этому немало способствовали), как-либо изменять линию своего поведения кок совершенно не собирался.
Появление врача в команде облегчило жизнь не только страдающему от невзаимных чувств Санджи. Именно благодаря обширным медицинским познаниям Чоппера, протянувшийся от плеча до пояса шрам Зоро (которым мечница гордилась куда больше, чем пересечённой им грудью, и который она была готова демонстрировать всем и каждому, разгуливая без рубашки – вот только бы кто сам рубец при этом замечал), наконец, перестал болеть и мешать делать резкие движения. Забота Чоппера немного была похожа на готовность капитана драться за любого из своих накама, то есть распространялась в равной степени на всех, и поэтому для Ророноа не составляло большого труда в случае крайней необходимости её принимать. А при виде сосредоточенного и серьёзного выражения на умильной оленьей мордашке даже внутри суровой мечницы расползалось какое-то нежное чувство, из-за которого она готова была простить доктору даже старательно замазанные зелёнкой царапины, которые по идее не должны были быть удостоены такого пристального внимания.
Наверное, никто не может сказать, зачем на пиратском корабле профессиональный археолог, но в команде Соломенных пиратов Нико Робин играла роль обширного кладезя информации, которая в повседневной жизни совершенно не требуется. И хотя чаще всего Робин делится чем-то связанным с очередным приключением или чем-то полезным в сложившейся ситуации, после событий в Эниес Лобби она стала способна и на беседы на личные темы с отдельными членами экипажа Санни-го.
Именно в одном из таких разговоров с археологом Зоро узнала о существовании чудотворца, способного решить все её проблемы с принадлежностью к определённому полу. Королева Окам Эмпорио Иванков – наверное, найти его (её) было бы не сложнее, чем Соколиные Глаза Михоука. Убедить её (его) помочь – вообще проще простого, потому что просьбе именно такого содержания отказать окама не может по умолчанию.
Вот только это новое знание и принципиально новая возможность ничего ни в жизни Зоро, ни в её планах на ближайшее будущее не поменяли. Конечно, даже такой человек как Ророноа может время от времени думать что-то вроде «Ну доберись я до этой Королевы Окам раньше, тогда бы…» и предполагать другой вариант развития событий, но такое происходит редко, очень редко. По меньшей мере глупо думать о прошлом, которое невозможно изменить, когда нужно прикладывать все силы для создания желанного будущего.
А уж потом, когда Ророноа Зоро докажет всем, что может быть лучшей в мире, одержав честную победу над благородно предоставившем ей такой шанс Шичибукаем, можно будет и попробовать примерить на себя новый облик. Исключительно интереса ради, чтобы сравнить ощущения и сделать полноценный сознательный выбор из двух возможных альтернатив.



И на Маленький, но гордый ФикФест я попытался заглядывать регулярно (чего всем желаю, конечно).

Зоро / Луффи. Comatose~ I'll never wake up without an overdose of you~

Зоро / Луффи. Comatose~ I'll never wake up without an overdose of you~ (задание целиком)
Луффи подкрадывается тихо, совсем незаметно. Возможно, даже аккуратнее, чем при ловле какого-нибудь интересного жука. Или чем при попытке посреди ночи наведаться в гости к холодильнику.
Ещё бы, ведь это такая редкость – Зоро спит.
Со стороны может показаться, что это явление более чем обыденное, потому что Ророноа спит много, часто и порой не в самых подходящих для этого местах. Но Луффи знает, что обычно мечник лишь чутко дремлет, улавливая каждый шорох и в обязательном порядке провожая любого проходящего мимо внимательным взглядом из-под опущенных ресниц. Заметить это сложно, а Мугивара явно не из тех, кого волнуют разного рода мелочи, вот только своих накама капитан чувствует очень хорошо, как будто они являются продолжением его тела.
Луффи присаживается на корточки, чтобы получше рассмотреть лицо Ророноа. У того – стиснуты зубы, подрагивают веки и между нахмуренных бровей залегла глубокая складка.
«Зоро снится что-то плохое», – решает Мугивара и незамедлительно действует: прикасается ко лбу мечника и ведёт пальцем по морщинке, словно стремясь её разгладить. От такого вмешательства в личное пространство Зоро, конечно, просыпается, медленно поднимает веки, различает нависающую над ним любопытную физиономию и улыбается – одними глазами, как специально для капитана умеет.
– Что тебе снилось? – интересуется Луффи.
– Неважно, – Ророноа совсем не хочется отвечать на этот вопрос. – Я не позволю подобному произойти.
Мугиваре очень хочется удовлетворить своё любопытство и переспросить, но он заранее знает, что ничего этим не добьётся. Поэтому Луффи только обиженно надувает губы.
– Спасибо за то, что разбудил, – Зоро смотри на капитана пристально, изучающее, будто бы ищет одному ему известные черты и детали. И, к собственному облегчению, не находит даже их следа. – Видеть тебя наяву мне определённо нравится гораздо больше.

Зоро / Робин. Сидя спиной к спине.

Зоро / Робин. Сидя спиной к спине. (задание целиком)
Сидеть спиной к спине – и нет в этой позе ничего личного, ничего почти-интимного, ничего из серии «только для нас двоих, а остальные ничего в этом не понимают». Совершенно ничего особенного в таком положении тел относительно друг друга нет.
Подумаешь, изменчивая погода Гранд Лайна в кои-то веки хороша как раз настолько, что уходить с палубы не хочется даже для того, чтобы вынести на свежий воздух хоть что-нибудь, предназначенное для сидения. Подумаешь, два оставшихся на корабле человека не стали расходиться по разным углам, а устроились рядом, раз уж они всё равно один другому совсем не мешают заниматься своими делами. Подумаешь, с учётом обстоятельств почти само собой напрашивается расположиться спиной к спине.
Совершенно ничего особенного в этой позе не было бы, будь на месте этих двоих кто-то другой, а не Нико Робин и Ророноа Зоро.
Не та, что слишком хорошо знает самые тёмные и неприглядные стороны людей, поэтому не собирается никого к себе близко подпускать.
Не тот, что просто привык быть один, ни на кого кроме себя не рассчитывать и ни за кого не отвечать, распространив эту позицию не только на бой, но и на всё повседневное.
Не те, в чью жизнь ворвался весёлый и слишком живой вихрь, незаметно изменивший их мировоззрение на более подходящее для его собственных безграничных амбиций и только старые привычки оставивший – на память.
Им обоим сложно – начало получилось не слишком удачным и не особо вдохновляющим на продолжение, – но у них просто не могло быть «всё как у нормальных людей». Чему-то обычному здесь находиться запрещено непосредственно приказом капитана.
Но вот так сидеть спиной к спине – это уже большой шаг навстречу друг другу, пусть смотрят при этом они в диаметрально противоположные стороны. Эти двое как никто другой могут понять важность и ценность такого жеста пока незаслуженного доверия.

---

А ещё я тут подумал… про фандом. Никуда же я из него не денусь. Совсем.
Так и представляю себя лет этак через десять таким солидным человеком… Пускающим счастливую слезу, когда Всё Наконец Закончится Хорошо. Вспоминающим все эти жуткие недели непрерывного онгоинга. И со всем сторон обложившимся целой сотней томов.
Кажется, более конкретной и прозаичной цели жить дальше у меня нет. Но этого так достаточно, что даже немного страшно становится.

P.S.

Зоро / Луффи и Мясо, Которое Ждёт (мелкое хулиганство).

На ХотФесте есть другие, прекрасные и серьёзные исполнения этой заявки, я рекомендую.
Зоро / Луффи и Мясо, Которое Ждёт (мелкое хулиганство).
– Твое чертово мясо тебя заждалось уже, – вот уже в который раз «по секрету» сообщает Зоро капитану. Эта фраза безотказна, и обязательно рано или поздно сработает.
Ророноа ждёт, ещё немного ждёт… но результата всё нет.
Зоро делает глубокий вдох и начинает заново:
– Твоё чёртово мясо… – и осекается.
Это движение можно было бы принять за случайную судорогу или вовсе не заметить. Но мечник точно знает – сейчас Луффи улыбается так же широко и радостно, как и обычно, пусть на деле ему удаётся всего лишь чуть-чуть приподнять уголки губ.
Слова едва слышны, но промолчать Мугивара просто не может:
– Зоро не мясо…

@музыка: Loudon Wainwright III - Turkish Reverly (from "Rogue's Gallery")

@темы: Кусок - страшная сила, Придумаешь только нарочно

---

Этот пост посвящён жгучей ненависти. Ну и безграничной любви, конечно.

Вот никому нигде - ни на фанартах, ни в додзинсях, ни в филлерах - не приходит в голову нарисовать Зоро серьги в правом ухе.
Ну разве что каким-нибудь совсем дуракам, но их мы считать не будем.
Так почему все кому не лень вкладывают в правую руку Ророноа меч?
АРРРГХ!

А ещё я предчувствую, как в скором будущем меня будет трясти от употребления слова "глаза" (во множественном числе) там, где это неуместно.
ГРРР!

@музыка: DOES - Donten

@настроение: Мой дневник, и я пишу сюда что хочу...

@темы: Кусок - страшная сила

---

Нет, я больше не могу терпеть это внутри себя. Потому что... просто не могу. Оно же меня ест!

Зоро, Луффи и главы 598 — 603

Луффи всегда должен находиться в самой гуще событий, и если вокруг ничего не происходит, то он, не в силах терпеть такого положения дел, обязательно найдёт какой-нибудь собственный способ это исправить. И в этом ему никто не сможет помешать, потому что Мугивара – то из воплощений вращающей этот мир силы, что отвечает за перевороты с ног на голову. И делать он это будет непроизвольно, неосознанно и неизбежно.
Зоро издалека чувствует, что капитана там нет, но всё-таки приближается к Санни-го. Покрытый особой смолой корабль переливается всеми цветами и сверкает на солнце, создавая иллюзию радостного предвкушения будущего плаванья. Вот только мечника это не обманывает – он слишком отчётливо различает в плеске волн дыхание Санни-го. Корабль без команды никуда плыть не может. Кораблю без капитана плыть некуда. И в последнем Ророноа с «Тысячью Солнц» полностью солидарен.
Кораблю отчаянно хочется, чтобы кто-нибудь наконец поднялся на его борт, но Зоро только прикасается ладонью к тёплому, липкому деревянному боку – то ли здоровается, то ли извиняется.
Он вернётся сюда чуть-чуть позже – и не один. А до этого момента мечнику здесь совсем не место.



Луффи всегда должен находиться в самой гуще событий, но на всём архипелаге, кажется, совершенно ничего не происходит. Словно не прибывают чуть не каждый день новые корабли, полные собирающихся штурмовать Новый мир пиратов; не заключаются новые, грозящие неприятностями союзы; не стягивает силы Флот, готовый решительно ко всему… и один за другим не являются те, что прошли каждый через свой собственный ад, – накама одного капитана, ставшие друг другу немножко незнакомыми.
Вокруг слишком тихо, и это однозначно указывает на отсутствие Мугивары.
И пусть без отдельных стычек в столь напряжённой обстановке обойтись не может, но их можно сравнить разве что с искрами. Настоящий пожар вспыхнет только в тот момент, когда придет вчерашний мальчишка в потрёпанной соломенной шляпе, он же будущий Король Пиратов.
В тот же самый момент – и совсем в другом месте. Как случайное совпадение.



Луффи всегда должен находиться в самой гуще событий, следовательно, тот человек, что так спокойно стоит посреди всего этого хаоса, и есть Мугивара.
То, что логика этого рассуждения явно хромает на обе ноги, Зоро понимает только после того, как из его рта само собой вырывается долгожданное «Эй, Луффи!»
По очевидным причинам Ророноа в последнее время стал меньше доверять зрению и больше – остальным чувствам, в том числе труднообъяснимым инстинктам и чутью; и он пользуется всеми имеющимися в распоряжении средствами, чтобы изучить стоящего перед ним человека. Мечник одновременно узнаёт и не узнаёт капитана, но последнее он изо всех сил пытается списать на прошедшее с последней встречи время, в течение которого он был настолько сконцентрирован на единственной цели, что пренебрегал решительно всем остальным, даже сохранением в памяти событий и образов прошлого.
Но тут Луффи улыбается – это явление не заметить попросту невозможно – и Зоро понимает, в точности как при самой первой встрече, что никуда он от капитана не денется. И что Мугивару ну совершенно не волнует, что Ророноа представления не имеет, как в этой ситуации и в ближайшем будущем должен себя вести.
Луффи улыбается, машет руками и нетерпеливо подпрыгивает; больше оставаться на одном месте у нет ни сил, ни желания, да и интерес к происходящему им почти утерян. Поэтому Мугивара бросается прочь, куда-то навстречу новым приключениям, а Зоро ничего не остаётся кроме как бежать следом.
И на Санни-го они прибывают в том же порядке: мечник принципиально отстаёт от капитана примерно на полшага и на считанные доли секунды; и Ророноа абсолютно уверен, что именно так – правильно.



Луффи всегда должен находиться в самой гуще событий, даже когда он находится на собственном корабле. Поставить дорогую команду на уши самым неожиданным способом – это почти священный долг капитана.
А Зоро сидит чуть в стороне, не принимая активного участия в царящем вокруг радостном беспределе, криво улыбается правой половиной рта и пристально, очень внимательно следит за Мугиварой. Который всё это замечает – явно, до предела демонстративно – но предпринимать что-либо по этому поводу не спешит.
Выдержке Ророноа может позавидовать почти любой: вот так вот сидеть ему удаётся ужасно долго. Ну то есть примерно минуту.
А потом у мечника как-то само собой получается оказаться рядом с Луффи, и очередная совершенно безумная идея капитана (наловить рыбки, игнорируя препятствие в виде окружающего корабль мыльного пузыря) воспринимается лучше чем собственная и готовится быть немедленно исполненной.
И за такое безрассудство они несут заслуженное наказание, разделённое точно пополам.

@музыка: BUCK-TICK - Dress

@настроение: Мозг съеден

@темы: Кусок - страшная сила, Придумаешь только нарочно

---

Чаепитие не по Уставу

Жанр: безобразие, неявный кроссовер, претензии на юмор.
Присутствуют: Сакадзуки, Борсалино, Кузан, тортики в ассортименте, чайный сервиз, Сенгоку, печеньки по фамильному рецепту семьи Монки, Оцуру-сан, некомими.
Предупреждение: вольное обращение с фактами канона и образами персонажей (см. строку «Жанр»).
От автора: Я предупредил!

Вместо эпиграфа: А вообще-то традицию гонять чаи в ГенШтабе завёл ещё Сенгоку. Ну не грызть же бесконечные печеньки Гарпа всухомятку!

Часть первая.

Часть первая.

Сакадзуки считал, что получит звание адмирала вполне заслуженно. Он с самого начала посвящал всего себя Правосудию. Среди своих ровесников он, бесспорно, был одним из сильнейших и самым исполнительным. Он обладал столь необходимыми для офицера высокого ранга способностями быстро оценивать текущую ситуацию, не колеблясь, принимать решения и, если понадобится, потом за них отвечать по всей строгости Устава. Всех остальных кандидатов на повышение он превосходил минимум на голову. Право зваться «одной из трёх великих сил флота» должно было стать закономерным результатом его усилий.
Две другие силы, согласно полученной Сакадзуки информации, пребывали вот за этой ничем не примечательной дверью. И с ними нужно было познакомиться.
Не привыкший колебаться Сакадзуки распахнул дверь на всю ширину и замер. То, что он увидел, крайне мало походило на его ожидания – на любые из его ожиданий.
– О-о-о, – задумчиво протянул сидящий за столом человек. Чай в его кружке источал сильный запах лимона.
Сидящий разглядывал новоприбывшего с вежливым интересом. Сакадзуки ответил ему тем же, но быстро спохватился: по всем правилам он должен был сначала поздороваться, потом представиться, а после этого…
С мысли его сбило появление нового действующего лицо. Оно возникло откуда-то сбоку, стремительно приблизилось, обдав потоком прохладного воздуха, и тоже принялось разглядывать вторгшегося в их скромный уютный мир человека. Время от времени лицо отвлекалось на то, чтобы отправить в рот очередной кусочек пирожного, лежащего на сжимаемой в длинных пальцах тарелочке.
Оба находившихся в комнате неуловимо гармонировали друг с другом. Сакадзуки как-то отстранённо подумал, что вписаться в этот коллектив лично ему будет сложно.

Его внимательно изучили со всех сторон, словно хотели снять мерку для нового костюма. Его забросали дурацкими вопросами, не имеющими никакого отношения к службе. Его усадили за стол. Ну и, конечно, ему настойчиво, в четыре руки предложили полную кружку ароматного чая и солидный кусок торта.
«Наверное, это испытание, – размышлял Сакадзуки. – Официальный приказ о присвоении столь высокого звания обычно готовится несколько дней. Было бы глупо упускать ещё один шанс проверить кандидата. Я должен убедить их в своей компетентности любой ценой, во имя Правосудия!»
Торт, кстати, был очень вкусный.

На следующий день затянувшееся чаепитие повторилось с точностью до мелких деталей. Разве что сладости были другие.

Ещё через день Сакадзуки с порога попросили продемонстрировать свои способности. Тому это было только в радость – как же, настоящее, правильное испытание! Но потом всё вернулось на становящиеся привычными места, то есть к посиделкам за бесконечными чашечками чая. Разве что Сакадзуки досталась двойная порция пирожных – не иначе как в качестве вознаграждения.
Никогда раньше Сакадзуки не испытывал столь жгучего желания бить посуду.

На следующий день Сакадзуки не выдержал: вскочил и с размаху стукнул обеими руками по столу.
– Да сколько можно вот так сидеть? – громко возмутился он.
Борсалино этак неторопливо моргнул и фирменным тоном протянул:
– Мы можем пойти прогуля-а-аться…
Кузан благодарно одарил товарища не менее фирменным взглядом «Мне лень вставать со стула».

А потом всё-таки пришёл официальный приказ, и новоиспечённый адмирал Акаину незамедлительно отправился к Главнокомандующему Сенгоку – просить поручить ему сделать хоть что-нибудь.

У возвращающегося от непосредственного начальства Сакадзуки был очень мрачный взгляд, грозящий суровым наказанием любому встречному нарушителю даже самых незначительных правил Устава. Взгляд имел хорошие шансы стать фирменным, а всякие тортики им можно было запросто испепелять.
Кузан и Борсалино встретили третьего адмирала одинаковыми ласковыми улыбками. Стол, за которым они сидели, был подозрительно чист и полностью свободен от обычного засилья кондитерских изделий. При виде этой картины Сакадзуки не смог скрыть своего удивления.
– А разве ты ходил не за знаменитыми печеньками вице-адмирала Гарпа? – поинтересовался Кузан.
Сакадзуки честно хотел ответить, что нет… вот только в руке он всё ещё держал бумажный пакет, всученный ему Сенгоку вместо прощания. И у адмирала Акаину зарождались нехорошие подозрения насчёт его содержимого.
А ещё Сакадзуки к своему ужасу осознал, что, кажется, пристрастился к местному чаю.

Часть вторая.

Часть вторая.

«То, что мне ничего не приказывают, – размышлял Сакадзуки, – вовсе не означает, что мне заниматься какой-либо деятельностью запрещено».
Кузан поёрзал, пытаясь строиться поудобнее.
«Даже если я не должен покидать ГенШтаба, – развивал мысль Сакадзуки, – найти себе полезное для Правосудия занятие не составило бы труда».
Кузан тихо, одобрительно всхрапнул.
«А тут в отсутствие Борсалино всё равно ничего не происходит. Не будить же этого…»
Жестокая реальность не замедлила проявить всю свою нелюбовь к спящим и опровергнуть последнюю мысль адмирала неожиданным появлением нового действующего лица. Незаметно для себя увлёкшийся рассматривание коллеги Сакадзуки едва удержался от того, чтобы не подпрыгнуть от такой внезапности, но нашёл в себе силы неторопливо оглянуться на распахнувшуюся дверь. И даже поприветствовал вице-адмирала Оцуру тем, что призвано было изображать добрую, радостную улыбку.
– Я так и знала, что найду тебя здесь, Акаину-кун, – возвестила она, стремительно приближаясь. – Конечно, стоило бы куда раньше подобрать для тебя что-нибудь подходящее, но на это почему-то постоянно не хватало времени…
Сакадзуки приходилось раньше встречаться с этой уважаемой вице-адмиралом, но в этот раз она вела себя совершенно иначе, словно находилась в кругу близких людей, где можно немного расслабиться и не так тщательно скрывать своё истинное лицо. Оцуру говорила с таким напором и увлечённостью, каких было сложно ожидать от почтенной дамы в возрасте, что почему-то навевало мысль о её бурной молодости, полной всеми доступными флотским радостями.
Не тратя времени на дальнейшие «объяснения», вице-адмирал вручила Сакадзуки объёмистый свёрток.
– Тебе как раз скоро понадобится… – и, предотвратив попытки отказаться от подарка очень красноречивым выражением лица, Оцуру удалилась.
Сакадзуки даже немного позавидовал её занятости и совсем чуть-чуть пожалел, что в своё время не взял пример с Гарпа, категорически отказывающегося от любых намёков на повышение.
В любой момент ожидая подвоха, Сакадзуки медленно развернул подарок. Внутри обнаружилось что-то в основном красное… Костюм?
– Ого-о-о, Оцуру-сан и для Сакадзуки-куна нашла что-то подходящее… – о своём возвращении сообщил Борсалино. – Похоже что она решила сосредоточить внимание на первой части прозвища…
Сакадзуки едва не уронил рубашку, которую как раз внимательно рассматривал, держа перед собой на вытянутых руках. В его воображении по ткани весёленького розового оттенка уже вовсю плясали язычки пламени, но в реальности пока обходилось без членовредительства.
– А могла и на второй? – на всякий случай уточнил Сакадзуки, не решаясь подобное представлять.
– От Оцуру-сан всегда можно ожидать ху-у-удшего…
Сакадзуки на всякий случай отложил раздражающий предмет гардероба и посмотрел на Борсалино. Который был в костюме в яркую жёлто-оранжевую полоску. И в тёмно-зелёной рубашке. С фиолетовым галстуком.
– Действительно, – убедился Сакадзуки и отвёл взгляд.
Кузан зевнул и приоткрыл один глаз.
– Во всём этом есть и положительные стороны.
Сакадзуки взглядом потребовал воздержаться от затягивания паузы, используя это как повод совсем не смотреть в сторону Борсалино.
– Одежда из коллекции Оцуру-сан всегда безупречно выстирана.

– Так мы отправляемся на Сабаоди?
– Угу.
– Все, втроём?
– Именно, Сакадзуки-кун…
Ничего против подобной поездки Сакадзуки не имел. Напротив, он давно считал, что на архипелаге, где «Зона Беззакония» обозначается даже в официальных путеводителях, пора навести должный порядок.

У адмирала Акаину в голове зрел простой и эффективный план действий:
- прибыть на архипелаг;
- отправиться в местный штаб Флота и подсчитать количество имеющихся в распоряжении сил;
- разработать детальную схему атаки;
- . . .
- Торжество Правосудия!

Где-то между пунктами первым и вторым Сакадзуки с двух сторон подхватили под локти и утащили туда, что обычно принято называть «самоволкой», попутно объясняя, что не побывать в широко известном парке развлечений – сделать всю поездку бессмысленной, и рассказывая, сколько ещё интересных мест в округе можно отыскать.
Разумеется, никаких обоснованных возражений Сакадзуки оба бессовестных его коллеги слышать не желали. А больше никто спорить с адмиралами не решился.

Что самое странное, в «Зону Беззакония» они всё-таки попали. На третий, последний день их пребывания на Сабаоди. Случайно.
В итоге на архипелаге (к некоторому удовлетворению Сакадзуки) несколькими десятками особо неудачливых преступных личностей стало меньше. И одним чудесным, ещё долго не собирающимся таять катком больше.

Кузан писал, перечитывал написанное, решительно его зачёркивал и писал заново. Лицо его при этом выражало такую вселенскую скорбь, что даже Сакадзуки проникся. Но, увы, помочь он ничем не мог, несмотря на весь свой опыт в составлении отчётов и докладов: в представлении Акаину последняя поездка никаким боком не вписывалась в категорию «отлично проделанная работа, о которой нужно рассказать дорогому начальству в официальной письменной форме». Борсалино тоже помочь не мог – он был занят завариванием чая.
Кузан в который раз быстро и решительно перечеркнул только что сделанную запись, затем взял чистый лист и вывел на нём несколько строк. Любопытствующий Борсалино подошёл к Аокиджи, заглянул в последнюю версию «отчёта» и с выражением прочитал:
«Жизнь на архипелаге Сабаоди бьёт ключом,
и самые разные люди там сосуществую шумно и весело,
не требуя никакого вмешательства извне.
А сахарная вата в парке развлечений очень вкусная.»
Сакадзуки этим шедевром был поражён до глубины души, но Борсалино лишь с сомнением и сочувствием покачал головой:
– Кажется, ты немного переутомился, Кузан-кун… Скушай лучше то-о-ортик, – и пододвинул тарелку поближе к злополучному тексту.
На лице Кузана появилось выражение робкого счастья от осознания того, что даже в этом ужасном, полном бумажной волокиты мире существует что-то прекрасное и доброе.
– Или лучше наоборо-о-от, – Борсалино задумчиво подтянул тортик обратно к себе. – Не получишь сладкого, пока не закончишь.
Кузан поник от такого коварства, которого никак нельзя было ожидать от Кизару.
– Нет, это получится слишком жестоко, – передумал и уже окончательно принял решение Борсалино. И тут же сам немного огорчился, потому что этот героически пожертвованный страдающему товарищу кусочек торта был последним. И вид довольно уплетающего сладкое Кузана служил совсем небольшим утешением.
Сакадзуки глянул на своё нетронутое пирожное – и, инстинктивно зажмурившись, протянул его Борсалино. Тот, воодушевлённый такой щедростью, тут же засиял подобно небольшому домашнему солнышку.

Эпилог.

Эпилог.
Известный своим суровым нравом адмирал угрюмо сверлил взглядом лежащий перед ним... предмет. Предмет был возмутителен. Акаину подумал, что вещи такого рода сначала нужно законодательно запретить, а потом разыскать все до единой и сжечь с особой тщательностью.
– Что это такое? – наконец поинтересовался Сакадзуки после затянувшейся паузы.
– Некомими, – Аокиджи был удивлён непросвещённостью коллеги, хотя не настолько сильно, чтобы придавать лицу отличное от «мне лень» выражение. Но даже небольшое потрясение требовалось срочно чем-нибудь уравновесить, поэтому Кузан взял очередной кусок тортика и незамедлительно его надкусил. – Примерь.
– Тебе они должны подойти просто идеа-а-ально, – протянул сидящий рядом Борсалино, отхлебнул немного горячего чая из своей кружки и мечтательно посмотрел куда-то на потолок. – Мы будет звать тебя Ака-ня...

@музыка: Detroit Metal City - Mad Monster

@настроение: Старательно чешет руки...

@темы: Кусок - страшная сила, Придумаешь только нарочно, Чай как неотъемлемая часть мироздания

---

Объяснительная записка

...которая призвана пролить немного света на Очень Тайное голосование, попутно раскрыв несколько страшных и неприглядных тайн личности;
...которую можно спокойно пропускать мимо глаз, ничего при этом не потеряв;
...которая посвящена отдельным любопытствующим;
...и которая самоуничтожится после того, как её прочтут 19 человек, если она внезапно научится считать.

Эта история началась давно и с того, что Л-л был трагическим персонажем...

Однажды Л-л предложили выполнить одно задание, которое вроде бы не требовало особых навыков и в общем-то было довольно нудным, и пообещали в качестве вознаграждения соблазнительную такую плюшку. Л-л заинтересовался, но всё-таки попросил поподробнее растолковать ему задачу. А потом бежал в ужасе, даже забыв мотивировать свой отказ.
Потому что требовалось от Л-л одна из тех вещей, что гарантированно сводят его с ума.
И само задание было сформулировано примерно так: "Превратить отсканированный и криво распознанный из-за обилия специальных символов и формул текст в правильный и красиво отформатированный".

Но этот неинтересный автобиографический факт не имеет практически никакого отношения к затеенному Л-л Очень Тайному голосованию.

Если оценивать аккуратность человека по состоянию его жилища, то результат Л-л будет просто ужасающим. Да он и сам признаёт, что борьба с пылью - одно из самых нелюбимых им занятий. И ещё наверняка будет утверждать, что его вещи обладают свободой перемещаться куда им угодно и оставаться в любых приглянувшихся им местах.
Но где-то в глубине души Л-л – жуткий педант. И в определённых обстоятельствах это прорывается наружу.
Например, при работе с текстом. Если вдруг в документе встретится дефис на месте тире, если в разных разделах у абзацев будет разный отступ первой строки, если заголовки будут разных размеров или где-то подчёркнуты, а где-то выделены жирным, если встретившаяся в сплошном тексте латинская буква не будет выделена подобающим курсивом, если... Л-л может найти сотни причин пострадать над несовершенным оформлением текста. И это всё – не вспоминая о том факте, что Л-л ещё и Grammar Nazi, то есть может отдельно плакать ещё и над содержанием текста.

Или, например, при составлении музыкальной коллекции.

Историческое отступление.
Сначала у Л-л был кассетный плеер. На самом деле он был диктофоном, но это неважно.
Потом у Л-л был дисковый плеер. И, конечно, целая сумка болванок к нему.
Затем до Л-л докатился прогресс, и у него появился mp3-плеер. Очень хороший.
Но однажды случилось страшное, и глупый Л-л его сломал-потерял-дурак. И за те две недели, что ему пришлось ходить без наушников, Л-л заслуженно испытал ужасную боль.
А после этого Л-л купил себе новый – точно такой же, как старый, только плоский и с сенсорными кнопками – и всё снова стало хорошо.
Конец исторического отступления.

Музыкальная коллекция – это святое. Во-первых, вся музыка лежит в одном конкретном месте, в то время как файлы других типов с примерно равной вероятностью можно встретить в любом месте обширного дискового пространства. Во-вторых, внутри каталога "Музыка" нет ни одной папки с названием типа "Новая папка (n)", хотя подобных в разных местах раскидано никак не меньше двух десятков. И все файлы названы по единому образцу. И вообще царит строгая и красивая иерархия.
По поводу количества альбомов и треков в каждом из них Л-л обязательно сверяется с Гуглом. И обязательно проверяет правильность заполнения основных тегов.
Но главное – это, конечно, содержание.
Однажды Л-л на свою беду установил, что действительно различает на слух записи разного качества. Даже специально эксперимент провёл, последовательно отконвертировав несколько разных по жанру треков в 320 kbps, 192 kbps и 128 kbps. И с тех пор обоснованно предпочитает высшее качество, возможное для данного формата.
И если вдруг какую-либо запись в желанном качестве обнаружить не удаётся...
Это ещё можно понять, если она слишком старая. Или слишком редкая, выходившая малым тиражом. Ну или ещё что-нибудь в этом духе.
Но если никаких объективных причин нет... Л-л недоумевает, расстраивается, рыдает и готов кусаться. И, в качестве примера, обижается за Англию.

Исходя из последнего вышенаписанного:
Под "Вариантом 0" скрывалось бездействие и смирение.
Под "Вариантом 1" и "Вариантом 2" – планы добыть необходимые записи и должным образом их лично отконвертировать. Разница в количестве: для особо избранных или для более широкого круга.

Мораль:
У меня опять скопилась стопка бумажек с разного рода зарисовками, а я пишу никому не нужную фигню.

P.S.
Чтобы не было так скучно от обилия букв, прилагается саундтрек.
Согласно увиденному мной переводу, эта композиция называется "Кого волнует закон о радиовещании". Или что-то в этом роде.

@темы: Объяснительная записка, Есть ли жизнь за кадром?, Шестая симфония

---

Возможно, магея?

Внимание, опрос!
Приглашаются участвовать все мимопроходящие. Ткните в какую-нибудь кнопочку, пожалуйста.

UPD.
Ну и кто голосовал за "Вариант 2", признавайтесь!

UPD2.
А можно я скажу, что на самом деле это был такой через задницу хитрый и коварный способ выяснить, сколько человек тут совершенно случайно ходят, и начать паниковать из-за их количества?
Потому что 19 - это же так страшно много!

запись создана: 13.10.2010 в 04:18

Вопрос: ???

1. Вариант 0.		4	(20%)
2. Вариант 1.		5	(25%)
3. Вариант 2.		8	(40%)
4. Нашёл время думать о подобном!		3	(15%)
Всего:		20

@темы: Уличная магия

---

Хоть какое-то разнообразие...

I.
Специально для Маленького, но гордого Феста.
По заданию на седьмую неделю.

Доумеки / Ватануки

Доумеки / Ватануки.
Ватануки снова пытается поднять воротник повыше, переминается с ноги на ногу, лишний раз проверяет, на все ли пуговицы застёгнуто длинное пальто. С одеждой всё в полном порядке, но Кимихиро намеренно медлит.
Поднявшийся к обеду ветер даже на вид – если так вообще можно сказать – слишком сильный и холодный, и Ватануки, стоя перед дверьми и не торопясь выходить на улицу, хорошо представляет, как ледяной воздух проникает под одежду, отчего по всему телу прокатываются волны дрожи и мурашек.
А может быть, там, на улице, гуляет не только ветер, но и очередной не слишком доброжелательно настроенный дух. И он как раз ждёт подходящего момента, чтобы появиться прямо за спиной Кимихиро, протянуть длинные руки к беззащитной шее молодого человека с необычными способностями и…
Ватануки неосознанно вжимает голову в плечи, чтобы создать хотя бы иллюзию чувства защищённости, и резко срывается с места. Если бы возможность встречи с потусторонними существами были веской причиной не выходить из-под защиты стен, то Кимихиро вообще бы носа не показывал из собственного дома. А так он всего лишь старается выбрать такой темп шага, чтобы добраться до магазина Юко как можно быстрее, но без необходимости останавливаться и переводить дух.
– Эй, – доносится до Ватануки знакомый безэмоциональный голос, будто бы его обладатель нарочно поджидал Кимихиро прямо за воротами школы. Но Ватануки привычно игнорирует Доумеки, даже не удосужившись немного притормозить.
За что и расплачивается: нечто тёмное вдруг закрывает ему обзор и неприятно щекочет лицо. Кимихиро всячески выражает своё недовольство, активно отбивается и совершает целую кучу ненужных движений, но вывернуться из шарфа, которым Шизука старательно его обматывает, ему не удаётся. Даже наоборот: хитрый узел затягивается сильнее.
Ватануки с недовольным видом оглядывает своего заклятого друга с ног до головы – тот выглядит в точности как всегда – и ворчливо интересуется:
– Когда ты уже прекратишь за мной ходить?
– Прямо сейчас, – неожиданно отвечает Доумеки и улыбается так незаметно, что понять это может лишь очень внимательно изучивший его лицо человек.
В несколько длинных шагов Шизука преодолевает разделявшее их расстояние, хватает свободную от ноши руку Ватануки и крепко сжимает в своей ладони. Застигнутая конечность неприлично холодна, и Доумеки прячет её вместе с собственной рукой в карман.
– Не «за тобой», а «с тобой», – кратко поясняет Шизука.
Ватануки отводит взгляд и думает, что ветер сегодня не такой уж и холодный, как ему показалось.

IIa.
Специально для Кинка в Одних Стрингах.
По заявке: Секс в кабинете за несколько минут до собрания.

TYL! (Цуна / Гокудера)

TYL! (Цуна / Гокудера).
Вообще-то босс Вонголы – настолько не последнее лицо в мафии, что практически на все встречи ему приходится опаздывать, ибо именно так предписывают правила хорошего тона. Вот только Савада Цунаёши считает, что для собственной семьи можно сделать исключение из этого неписанного закона, поэтому на назначенные им же совещания он всегда приходит первым, как минимум за полчаса до начала. И тратит Цуна горсть вырванных из плотного расписания минут отнюдь не на попытки вспомнить вопросы, которые нужно будет обсудить, и проблемы, для которых необходимо найти решение. Наоборот, Савада позволяет себе развалиться в кресле, закрыть глаза и расслабиться.
Никто из приглашённых не опоздает на встречу, они соберутся у тяжёлых дверей даже немного раньше, но до наступления назначенного часа никто из них не войдёт. Нарушителем этого порядка позволяется быть лишь Гокудере, который считает своим долгом лично проследить за готовностью зала совещаний к предстоящему мероприятию.
Хаято, как обычно, появляется из неприметной двери, ведущей в смежный кабинет, почти на цыпочках приближается к длинному столу и обходит его, периодически останавливаясь, чтобы разложить подготовленные копии документов; мимоходом проводит ладонью по спинке одного из стульев и возмущённо выдыхает чуть громче обычного, обнаружив тонкий налёт пыли.
Гокудера старается вести себя как можно незаметнее, чтобы ни в коем случае не потревожить покой босса, а Цуна едва заметно улыбается: вокруг так тихо, что даже шелест бумажных листов может показаться оглушительным, да и интуиция Вонголы, которая с некоторых пор принципиально отказывается спать, в мельчайших подробностях рисует в воображении слишком хорошо знакомый образ сосредоточенного Хранителя Урагана.
Когда окружающий порядок наконец кажется Гокудере удовлетворительным, он спешит занять своё законное место по правую сторону от Десятого, проходит за спинкой его кресла – так ближе – но до своего стула так и не добирается. Его привлекает рука Савады, расслабленно свисающая с подлокотника, и тускло мерцающее кольцо Неба. Поддавшись порыву, Хаято опускается рядом с Цуной на колено, бережно берёт Десятого за самые кончики пальцев и тянется прикоснуться губами к одному из основных символов главы Семьи. Вот только этот немного старомодный жест безграничной преданности Гокудере не удаётся, – то ли рука Цуны дёргается в последний момент, то ли Хранитель Урагана сам виноват и не должен был опускать веки, – и лёгкий поцелуй достаётся не холодному металлу кольца, а тыльной стороне ладони.
Хаято распахивает глаза и смотрит на Десятого снизу вверх, готовый начать вымаливать прощение за свой неуместный жест, но Савада, вопреки ожиданиям, не отдёргивает руки и, кажется, даже улыбается шире. Хранителю больше всего на свете хочется воспринимать такую реакцию как проявление одобрения его действий, а ещё он очень боится упустить драгоценный момент, поэтому он вновь концентрирует своё внимание на находящейся в доступной близости руке Десятого – покрывает её быстрыми, беспорядочными поцелуями, от кончиков ногтей до запястья и обратно, стараясь не пропустить ни малейшего участка кожи. Сколько бы раз Гокудере не удалось прикоснуться к обожаемому боссу, ему всегда оказывается этого мало, и его шанс самостоятельно оторваться от желанного тела и отдалиться на положенную приличиями дистанцию примерно равен вероятности затушить Пламя Урагана обычной водой.
В голове Цуны две мысли: одна не слишком убедительно напоминает, что здесь и сейчас – не время и не место для занятий подобными вещами, вторая пессимистично предрекает, что на этот раз их точно кто-нибудь застукает; вот только их обеих без особого труда подавляет единственное желание. В голове Гокудеры – один большой Десятый, способный заслонить собой весь мир.
На какое-то мгновение Хаято кажется, что босс сейчас всё прекратит одним невыносимо властным движением, но Савада вырывает пальцы из захвата своего Хранителя только для того, чтобы вцепиться в столь удачно подвернувшийся галстук и наконец дёрнуть Гокудеру вверх. Цуна притягивает Хаято к себе, близко-близко, почти вплотную, и шумно выдыхает прямо в приоткрытые губы.
Покинутое излишне резким движением кресло качается на двух ножках и грозит упасть, но такого рода мелочи не волнуют ни Гокудеру, который, будучи опрокинутым на стол, легко отдаёт инициативу в чужие руки, ни Саваду, который ни в какую не хочет выбирать между разрывающей грудную клетку нежностью и уж слишком быстро утекающим временем. Десятый торопится, но старается не обделить вниманием ни одного чувствительного участка того тела, что так щедро – целиком – ему предложено. И Хаято может лишь выгибаться навстречу и пытаться подстроиться под непривычный ритм…

Начинающийся бой больших напольных часов игнорировать сложно, и Цуна понемногу вспоминает про существование реального мира вокруг. И пока большая часть сознания Савады в тихом ужасе от того, что расслабленного, выдохшегося и чертовски довольного Гокудеру, распластавшегося на столешнице в самом развратном своём виде, совершенно невозможно в оставшиеся секунды вернуть в состояние приличное и адекватное, меньшая чисто машинально приводит внешний вид босса в порядок. Единственное, на что Десятому хватает времени, – подхватить не сопротивляющееся тело Хаято и запихнуть его под стол, который слегка напоминает трибуну и словно специально создан для подобных случаев.
Когда двери всё-таки открываются, являя светлым очам босса избранных представителей семьи Вонгола, в зале совещания царит почти идеальный порядок.
«Хорошо, что мы сейчас не в моём кабинете», – про себя радуется Цуна, представляя, как разлетелись бы в разные стороны все те многочисленные вещи, что имеют нехорошую привычку громоздиться на его столе, и как живописно бы это смотрелось со стороны.
Хаято бесшумно переползает поближе к ногам Десятого, старательно их обвивает и начинает считать такие долгие минуты до того момента, как все собравшиеся наконец разойдутся.

IIb.
А ещё у них там есть КартинкоФест.
Где бывают прекрасные вещи.

Цуна / Гокудера

Цуна / Гокудера.
Гокудере кажется, что окружающий мир разлетелся-таки на куски и вот-вот готов обрушиться. Никогда ещё усвоенные Хаято во время жизни в мафиозной среде правила – простые, логичные, сами собой разумеющиеся – не нарушались так легко и чуточку небрежно.
«Босс не должен стоять перед своим подчинённым на коленях», – хочет сказать Хранитель Урагана, потому что необходимость напоминать (или сообщать впервые?) даже о таких очевидных вещах кажется ему одной из обязанностей Правой Руки. Вот только Гокудере не удаётся издать ни звука – Десятый предлагает ему то, о чём сам Хаято мечтать не смел, и за одну лишь вероятность развития событий именно в этом направлении стоило бы искренне поблагодарить Саваду, непременно рухнув рядом на пол и избавив его от необходимости смотреть снизу вверх.
От последнего Хранителя Урагана удерживают только руки Цуны, которые не то легко и успокаивающе поглаживают Хаято по коленям, не то впились в них стальной хваткой и не дают двинуться с места буквально.
Гокудера вспоминает, как присягал Саваде, отдавая всего себя в чужую власть; и его мироздание рывком встаёт на привычное место. Цуна (как всегда) прав и волен творить в своё удовольствие всё, что его душе угодно, в том числе и непосредственно с собственным Хранителем. Мысль о том, что если кто и может ставить себя выше всяких там неписаных правил, то это именно Десятый босс Вонголы, успокаивает Хаято, позволяет ему наконец нормально вдохнуть и почти взять себя в руки.
…И тогда Цуна прихватывает язычок молнии зубами и медленно тянет вниз.

@музыка: Kyon (Sugita Tomokazu) - Da ga Soredake ja nai

@настроение: ...чтобы поскорее кончился ещё один серый день

@темы: Придумаешь только нарочно, Кровавая резня бензопилой, в которой Цунаёши не участвовал, Чисто женская клампания

---

Пишу просто так, пробую новые чернила. Проба, проба, проба. Сойдут.

Вышел по огибающей к точке ветвления с надписью: «Направо пойдёшь – в бесконечность уйдёшь. Налево пойдёшь – координат не соберёшь. Прямо пойдёшь – транспонируешься».

Взбрело в голову попутешествовать инкогнито. Накинул чёрную мантию с капюшоном, найденную на чьем-то трупе, опустил забрало шлема и отправился дальше.

@музыка: BUCK-TICK - Kagerou (xxxHOLiC OST)

@темы: Воображаемые друзья

---

Я люблю летний жар - можно согреть утром чайник, налив в него воды по самую крышечку, и в полном соответствии с законами термодинамики он остывать почти не будет, и можно пить горячий чай чуть ли не до самого заката.
Я ненавижу летний жар - чай в кружке тоже не остывает, ну вообще!

А, к ч*рту всё это...

---

Аокиджи / Робин - Твердый камень льдом разбивают.

Аокиджи / Робин - Твердый камень льдом разбивают.
Он сделал больше, чем кто-либо другой, для того, чтобы её сломить. В первую очередь – когда оставил её в живых и позволил уплыть с корчащегося в агонии острова. Охара должна была быть уничтожена из-за знаний, которыми обладала, и для этого был выбран самый радикальный из возможных способов. Но девочке по имени Нико Робин удалось сбежать – и вместе с ней выжили и знания Охары, и сама душа этого острова. То есть вся эта колоссальная жертва, включившая в себя не только причастных к археологии, но и простых жителей, оказалась напрасной. И вся тяжесть этого огненного кошмара легла на хрупкие девичьи плечи.
Это большой груз, очень большой, какой очень редко кому выпадает, но его можно выдержать. Если, конечно, не добавлять ничего сверху, потому что подобное состояние настолько неустойчиво, что одна песчинка может оказаться лишней, сломать спину и заставить упасть на колени, а единственная сорвавшаяся с тяжёлого неба капля – переполнить и опрокинуть чашу рассудка.
Но он возложил на её плечи ещё много всего. Например, не дал ей ни малейшего шанса найти замену своему дому, а вместе этого обрёк бежать и прятаться. Из-за него ей пришлось научиться великому множеству разнообразных навыков, но лучше всего – убивать и предавать. Именно он был первопричиной того, что Нико Робин стала считать себя недостойной жизни.
Всё это должно было сломить её. Но вместо этого обратило её в камень – холодный, твёрдый гранит. Нико Робин больше не женщина из плоти и крови, она – изваянный очень талантливыми руками памятник самой себе. Какие бы мысли не обуревали её изнутри, её лицо всегда бесстрастно, речь вежлива, а движения сдержанны и точны. Она просто совершенна.
Такую женщину нельзя не заметить. Такой нельзя не восхищаться.
Сложно сказать, в какой именно момент он перестал следить за Нико Робин исключительно из соображений долга и начал – из личного интереса.
Так уж получилось, что он сам расставил эту ловушку и сам же в неё угодил. Сам довёл её до безупречности – и теперь не знает, как к такой подступиться. Как вынудить её подпустить к себе хоть кого-нибудь, если она совсем разучилась доверять? Как убедить её открыться, когда она давно уже перестала проявлять хоть какие-нибудь чувства?
«Твёрдый камень льдом разбивают», – вертелась в голове Аокиджи неизвестно откуда взявшаяся фраза, несомненно, имеющая некоторый смысл, но в целом мало помогающая решению возникшей проблемы. Сам адмирал при этом катился на встречу с Нико Робин – впервые с того момента, как две ледяные дорожки указали восьмилетней девочке путь к ближайшему населённому острову. Конечно, они не договаривались увидеться, но он как-то не сомневался, что найдёт её.
Найдёт и как-нибудь уж заставит обратить на себя внимание. Даже если для этого придётся спровоцировать её напасть – это лучше, чем равнодушие. Даже если для этого придётся превратить её в ледяную скульптуру, заключив в двусмысленные объятия.
Лёд – это всё-таки не камень, его куда проще растопить.

@темы: Кусок - страшная сила, Чай как неотъемлемая часть мироздания

---

Да-да, я наконец-то нашёл многозначительную кнопочку «Список ПЧ» и незамедлительно нажал её. И обнаружил кое-что интересное. Точнее, некоторое количество новых имён в списке...
Приветствую, господа, извините, что всех разом и не перечисляя имён. Добро пожаловать.
Не знаю даже, что вы тут забыли каждого из вас тут привлекло, здесь же нет ничего но надеюсь, что вы будете не в обиде на всё, что я когда-либо буду творить в этом своём личном пространстве.
А пока — чем могу помочь? Может быть, кто-нибудь хочет увидеть что-либо конкретное в моём исполении?

@музыка: Ayreon - Day 11: Love

@темы: Внешний мир куда сложнее внутреннего, Тут прекрасные люди...

---

Ну конечно, о всяческих событиях "из жизни" мне писать нечего. И не хочется, если честно.
Поэтому буду продолжать заниматься любимым...

Два на редкость двусмысленных однострочника.

Два на редкость двусмысленных однострочника.
1. Нет, он не просто "съел однажды", он сам по себе тот-ещё-фрукт, да не просто дьявольский, а чрезвычайно дьявольский, разрисовать бы его однажды с головы до пяток фирменными завитушками, чтобы даже с первого взгляда не возникало сомнений относительно его сущности.

2. Иногда Зоро и Санджи дрались по нескольку раз за день – неизменно по поводу, найти который не представляло проблемы. Но они никогда не бились всерьёз.
Луффи и Зоро дрались всего один раз. Но эта схватка была самой настоящей, в которой не места сдерживанию себя от нанесения по-настоящему сильных ударов, зато есть – искреннему желанию доказать свою правоту посредством избиением противника до полусмерти.
Наверное, Зоро мог бы сделать из этих двух фактов какой-нибудь вывод… если бы случайно не заснул в процессе.

Кума / Рейли. Разговор, которого никто не слышал.

Кума / Рейли. Разговор, которого никто не слышал.
Если у тебя есть время только на пару коротких фраз, что сказать?
Если эти слова пусть и не будут последними в жизни, но явно окажутся самыми важными из немногочисленных оставшихся. Если услышит их всего один человек, о котором ты, конечно, наслышан, но с которым не знаком и поэтому не знаешь, можно ли ему доверять. Но выбора нет, да и то, что он делает сейчас, слишком красноречиво говорит в его пользу.
– Если бы у меня были каникулы, я бы хотел отправиться в какое-нибудь тихое местечко в мирном ИстБлю. Но, кажется, эти «детишки» пока не разделяют моих ценностей. Когда встретишь их в следующий раз, убедись за меня, что они готовы к Новому миру.

Мугивары. «Мы такие разные, но всё-таки мы вместе».

Мугивары. «Мы такие разные, но всё-таки мы вместе».
Отошедший чуть в сторонку Брук наблюдал за своими новыми накама, которым всё никак не надоедало продолжать празднование, посвящённое в том числе и его присоединению к команде.
– Невежливо вот так сбегать, – неслышно подошедшая к скелету Робин мягко улыбнулась. – Что же за мысли вас так терзают, что для разборки с ними потребовалось уединение, музыкант-сан?
Упомянутые мысли были так отчётливы, что для облачения их в слова много времени не потребовалось.
– с первого взгляда заметно, насколько разные люди собрались в этой команде. И я никак не могу понять, что же их… вас… то есть нас объединяет.
– Разные? А мне кажется, что вы ошибаетесь, у нас очень много общего. Стремление к мечте и вера в правильность выбранного пути. Сила и решимость отстаивать собственные убеждения. Безграничная поддержка, взаимовыручка и даже жертвенность – нерушимые узы накама. – Археолог немного помолчала, заполнив паузу глотком из наполненной кружки, которую она всё это время не выпускала из рук. – Каждый из этой команды – в своём роде лучший в мире, пусть пока мало кто об этом знает. Как думаете, вы сможете соответствовать?
– Я… пока не знаю. Но я буду стараться, не жалея своего живота! Хотя у меня его и нет, ведь я же скелет!
– Я в этом не сомневаюсь. И скажу по секрету: капитан-сан в этом тоже более чем уверен. Удивительно, но иногда он разбирается в людях куда лучше, чем они сами в себе.
И пусть длинные резиновые руки уже утянули музыканта обратно в эпицентр маленького праздника, и её уже никто не слушал, Робин закончила:
– Если кто-то так безапелляционно думает, что ты куда лучше, чем есть на самом деле, и тебе самому не даёт в этом сомневаться, то ты сделаешь всё, чтобы впредь находиться рядом с этим человеком, и приложишь все силы, чтобы соответствовать его представлениям. И тут уже не так уж важно, какие люди занимаются тем же самым в непосредственной близости от тебя.

Паули / Нами. «Выходи за меня!»

Паули / Нами. «Выходи за меня!»
Ну да, с первого взгляда она показалась ему вполне обычной бесстыдной женщиной. Но она же пришла в док – в док! где в поте лица трудятся настоящие мужчины! – в столь неподобающем виде, что ему ещё оставалось думать?
Но потом всё так завертелось, столько событий произошло; и её действия во всём этом заставили его задуматься о ней в совсем другом ключе. Например, нельзя было не заметить её отчаянную смелость. Её преданность команде и веру в силу накама. Её собственную силу, позволяющую ей даже в бою не отставать от тех монстров, с которыми ей посчастливилось плавать на одном корабле.
Её ноги, бесстрашно несущие хозяйку прямо по мокрым скользким крышам навстречу надвигающейся волне…
И это лишь малая часть достоинств рыжего навигатора, но и их более чем достаточно, чтобы простить ей такую бесцеремонность как переодевание на глазах посторонних лиц явно противоположного пола.

Примерно так размышлял Паули, стоя перед дверью, за которой были отведённые для пиратов комнаты здания Галлей-Ла. И так как себя он считал человеком приличным, то после всего этого выбора у него не оставалось.
К счастью, на стук плотника дверь открыла госпожа навигатор лично, поэтому он смог быстро, пока окончательно не испарилась ещё секунду назад имеющаяся в избытке решимость, выпалить:
– Выходи за меня! – и Паули отвёл глаза, потому что уже и сам понимал, что настоящее предложение должно делаться совсем не так.
Но прикосновение нежной руки к его щеке, подталкивающее поднять глаза, подарило ему робкий лучик надежды на положительный ответ.
– Я понимаю, что ты сражён моей красотой и что я тебе обязана за помощь и лично моё спасение… и что, возможно, ты именно тот плотник, который согласился бы уплыть с нами из города воды…
Их взгляды наконец встретились, и Паули разглядел в прекрасных карих глазах Нами такой тёплый золотистый свет.
– …Но неужели ты думаешь, что я уже забыла, как ты пытался украсть мои деньги?!
И один-единственный удар изящного, но удивительно увесистого кулака надолго избавил Паули от романтического настроя и вообще от желания связываться с женщинами.

Луффи / Нами. Романтичное?

Луффи / Нами. Романтичное?
Нами пристально посмотрела на лежащий перед ней на столе почти чистый лист. Он определённо должен был в скором времени стать ещё одной картой и уже был должным образом расчерчен… Но вот что именно навигатор хотела на него нанести, у неё внезапно и совершенно бесследно вылетело из головы.
Нами сосредоточилась и попыталась восстановить произошедшую цепочку событий. Погода с утра была чудесной, море спокойным, ветер устойчивым, и до ближайшего острова было ещё плыть и плыть. Поэтому она и решила посвятить некоторое количество времени одному из своих любимейших занятий. И даже начала рисовать, и только оторвала взгляд от бумаги и перевела его в иллюминатор, чтобы дать небольшой отдых глазам перед основной частью работы… как поймала этим самым взглядом до мельчайшего шовчика знакомую соломенную шляпу. И неизвестно сколько времени она так просидела, наблюдая за резвящимся на палубе резиновым безобразием и особенно за сидящим на его макушке рукотворным подобием солнечного круга.
«Раз уж я начала работу, то её нужно закончить!» – повторяла про себя Нами, пока поднималась из-за стола, шла к выходу и распахивала дверь каюты. Честно говоря, сначала она собиралась использовать традиционные силовые методы вбивания в пустые головы хоть небольшого количества разума, но почему-то решила отступить от этой привычки.
– Луффи! Можно тебя?.. – она не успела договорить, а Мугивара уже одним рывком сократил разделяющее их расстояние и теперь стоял прямо перед ней, привычным жестом придерживая шляпу.
– Да, Нами? Ты что-то хотела?
– Луффи, я пытаюсь заниматься своей работой, а вы… шумите и меня отвлекаете. Не могли бы вы немного посидеть тихо или хотя бы уйти с палубы?
– Конечно, Нами, – Луффи широко улыбнулся. – Если это так важно для тебя.
– Я буду очень признательна, – сказала навигатор, уже отвернувшись и следуя обратно к разложенным на столе бумагам. Она услышала, как дверь за её спиной захлопнулась.
И только собравшись с мыслями и уже взяв в руку перо, Нами краем глаза заметила, что капитан закрыл дверь изнутри и теперь подпирал её спиной, усевшись прямо на пол. В ответ на недоумённый взгляд он просто пояснил:
– Я буду следить, чтобы тебе никто не мешал, – и улыбнулся шире обычного.
За несколько медленных и глубоких вдохов навигатору удалось убедить себя, что присутствие тихо сидящего Луффи в каюте будет отвлекать её меньше, чем тот же Луффи, но бегающий по палубе и разгоняющий накама, и даже в очередной раз сосредоточиться на карте. И процесс рисования с каждым ложащимся на бумагу штрихом увлекал её всё больше, и она даже почти забыла, что в общем-то не одна… Как лёгшие ей на плечи ладони и прижавшаяся к затылку грудная клетка быстро вернули всё на обычные места. Это, конечно, был Мугивара, подошедший совсем неслышно и теперь с интересом заглядывающий ей через плечо.
– Луффи, что ты делаешь?
– Пытаюсь понять, что же в этом листе бумаги такого особенного, потому что ты выглядишь такой счастливой, когда рисуешь, – со свойственной ему непосредственностью ответил капитан и так же просто добавил: – Хотя, наверное, сейчас ты немного расстроишься или даже разозлишься, потому что я тебя случайно отвлёк.
– А вот и не буду. Мне вовсе не из-за карты так тепло.

Крокодайл / Луффи. А ключ можешь выбросить, он тебе всё равно уже больше не понадобится…

Крокодайл / Луффи. А ключ можешь выбросить, он тебе всё равно уже больше не понадобится…
Никто из них не думал, что однажды сбежит из неприступной подводной тюрьмы. Может быть, какие-нибудь закоренелые оптимисты и надеялись на это, но Импел Даун быстро отучал от веры в чудеса. Неожиданный, совершенно невозможный шанс побега, кровавый путь обратно к солнечному свету, который им удалось пройти, хотя многие их товарищи по несчастью остались на полу многочисленных коридоров тюрьмы… До сих пор было сложно поверить, что всё это действительно произошло.
Никто из них не думал, что если вдруг окажется на свободе, отправится не домой, не в какое-нибудь тихое и спокойное местечко и даже не продолжит заниматься тем самым, за что был заключён, а прямым курсом будет плыть на грозящую вот-вот разразиться масштабную битву между пиратами Широхиге и его союзниками с одной стороны и объединёнными силами Флота и Шичибукаев с другой.
Поэтому на корабле, идущему в Маринфорд, было довольно тихо. Кто-то нашёл себе укромное местечко и там предавался заслуженному отдыху, кто-то обшаривал судно, готовясь к новому бою, кто-то бурно праздновал собственное освобождение – к счастью, в глубине трюмов, откуда звукам довольно сложно добраться до палубы… а кто-то просто сидел и предавался размышлениям, разглядывая небо и краем глаза присматривая за стоящим у штурвала Джимбеем. Как Крокодайл.
Бывшего шичибукая всё это вполне устраивало, он был вовсе не против именно так провести весь путь до Генштаба. Если бы на корабле были только обычные, нормальные люди, то Мистеру 0 это бы удалось. Но где-то на борту был ещё…
– Крок! Крок! Кро-о-ок!
В мыслях помянутый Монки Д. Луффи не заставил себя долго ждать, будто бы из ниоткуда появившись в поле зрения бывшего шичибукая.
– Смотри, что у меня есть! – и неведомое нечто было незамедлительно подсунуто прямо под пересечённый шрамом нос.
Крокодайл незаметно вздохнул. Он уже знал, что легче сделать то, что ждёт от него прибежавший Мугивара, чем объяснять несносному мальчишке, почему именно он этого делать ни в коем случае не будет. И было совершенно очевидно, что куда проще прямо спросить, чем пытаться самому разглядеть туда-сюда мотающийся предмет, крепко зажатый в резиновой ладони.
– Что это?
– Ключ, – Луффи улыбался до ушей, как будто именно это должно было всё объяснить такому непонятливому Мистеру, как 0. – Я его нашёл, пока мы бегали по тюрьме. Может быть, он даже от той камеры, где ты сидел! Ты бы хотел, чтобы у тебя был такой?
– Я в любом случае не собираюсь возвращаться в Импел Даун, – будто бы невпопад, а на самом деле угадывая три следующие реплики резинового пирата, ответил Крокодайл.
Луффи подумал (доли секунд) и нашёл новый аргумент в ту пользу, что он считает своей.
– А вот если я когда-нибудь попадусь, этот ключ мог бы тебе здорово помочь меня спасти, – и упрямо попытался вложить нагревшийся от его тепла кусок металла в единственную ладонь своего собеседника.
– Я не буду тебя спасать, – Крокодайл так пристально посмотрел на Мугивару, что тот даже ненадолго прекратил своё вечное движение. – Я тебя скорее убью, чем позволю ещё раз отправиться в этот ад. А ключ можешь выбросить, он тебе всё равно уже больше не понадобится…

Шанкс и Луффи идут на рыбалку.

Шанкс и Луффи идут на рыбалку.
– Запомни, Луффи, самое важное в жизни пирата – это умение выживать, оставшись один на один с такой своевольной и беспощадной к недостойным стихией как океан. Что вдвойне сложно для тех, кто не умеет плавать.
– Шанкс!
Поэтому, если ты и правда собираешься стать пиратом, то тебе многому придётся научиться.
– Например, чему?
– Например, плавать…
– Ну Ша-а-анкс! Давай лучше займёмся чем-нибудь интересным!
– Хорошо. Тогда мы пойдём на рыбалку. Уметь добывать себе еду в открытом море – это тоже очень важно.
– Но это же скучно – закидываешь удочку и ждё-ё-ёшь. И просто, я это давно умею.
– Ты раньше рыбу с берега ловил, так?
– Так.
– А мы будем с корабля! Это совсем другое!
– Правда?
– Правда.
– А почему?
– Потому что у берегов водятся только всякие неинтересные рыбы.
– А мы поймаем Короля Моря?
– Это уж как получится. Смотря на кого будем ловить…

Шанкс / Багги. Бара-бара и сокровища + «Я не тот, за кого ты меня принимаешь».

Шанкс / Багги. Бара-бара и сокровища + «Я не тот, за кого ты меня принимаешь».
– Я не тот, за кого ты меня принимаешь, – сходу заявляет Шанкс, даже не утруждая себя произнесением фразы типа «Доброе утро, Багги!» И улыбается при этом, разумеется, будто опять что-то нехорошее с участием накама замыслил.
– А кто? – только и остаётся переспросить Багги, потому что он действительно пока не понимает, к чему ведёт этот рыжий, но и оставить его без внимания не может.
– Я – самый настоящий пират, который очень, очень любит сокровища! – провозглашает Шанкс, некоторое время смотрит на подозрительно и недоверчиво уставившегося на него синеволосого и снисходит-таки до уточнения: – Просто мои сокровища несколько иные.
– Ха! Ты опять за старое? – Багги старательно нагоняет скуку на своё лицо, так как это уже не первая попытка убедить его, что в мире существуют ценные вещи кроме золота. До этого Шанксу ни разу не удавалось найти ответа за неизменно следующий за подобного рода заявлением вопрос «Если это действительно так ценно, то почему меня это не привлекает (а значит и никого разумного тоже)?», который устроил бы их обоих. Но рыжий точно не был намерен сдаваться.
– И что же на этот раз представляет из себя твоё «сокровище»? – Багги был почти готов к моменту небольшого, но сладкого триумфа… и совершенно не ожидал, что палец Шанкса укажет непосредственно на самого Багги. Рыжий снисходительно пояснил:
– Если бы ты во всеуслышание заявил, что считаешь себя сокровищем, то на тебя бы странно смотрели, как на человека с круглым красным носом.
– Причём тут мой нос?! – ради любимого возмущения Багги даже вновь обрёл дар речи, но этот вопль был привычно проигнорирован.
– И как нашедшему сокровище мне полагается его часть! – как ни в чём не бывало развивал Шанкс свою мысль. – И тут нам очень повезло, что тебе достался Дьявольский фрукт с как раз подходящими свойствами. Думаю, я соглашусь на нижнюю половину…


ВНЕЗАПНЭ!!! Якобы серия, связанная общим сюжетом, которого на самом деле нет. Луффи / спящий Зоро.

Субординация.

Субординация.
Луффи остаётся собой независимо от того, что сейчас с ним происходит. И при этом он всегда остаётся капитаном – это звание никому не приходит в голову оспаривать.
Даже если со стороны может показаться, что Зоро может невозбранно творить с Мугиварой всё, что ему заблагорассудится, а это совсем не согласует с понятием «субординация».
Вот только мечник лучше всех знает, что всё началось именно с Луффи. Мугивара его сам нашёл, спас, купил и как-то между делом накрепко привязал к себе. А потом, спустя некоторое время, сам пришёл и прямо и совершенно беззастенчиво предложил, сделав огромный шаг навстречу и полностью при этом открывшись. И отказ, разумеется, принимать решительно отказался, как это обычно у него бывает.
И каждый следующий раз начинался с того, что Луффи небрежно бросал через плечо пару слов, или манил к себе жестом, или звал всем своим существом. Ну или приходил сам и с ходу начинал, совершенно не заботясь о том, что Ророноа может быть чем-то занят.
Даже если со стороны может показаться, что Зоро может невозбранно творить с Мугиварой всё, что ему заблагорассудится, это верно лишь наполовину. На самом деле их желания совпадают.

Страхи.

Страхи.
Зоро всегда старается быть с Луффи как можно более аккуратным и нежным. Это совершенно не вяжется с его образом, он в принципе не создан для чего-то подобного, но иногда у него получается быть именно таким.
Но удаётся ему это только когда капитан ничего не предпринимает, а Мугивара не может долго держать себя в стороне от активных действий. Он не может не дразнить, не может не провоцировать, и его вроде бы простые и почти невинные прикосновения быстро разбивают самоконтроль мечника и надёжно выгоняют посторонние мысли из зеленоволосой головы.
Но в следующий раз Зоро опять попытается сделать всё по-своему. Потерпит очередное сокрушительное поражение, разумеется, но не прекратит попыток. Потому что где-то глубоко-глубоко в душе Ророноа живёт маленький страх. Или даже два, тесно связанные между собой.
Ну и что с того, что ужасный Охотник на пиратов и мелкие страхи – это вещи в высшей степени несовместимые. Тут замешан Луффи, для которого невозможных вещей не бывает.
Во-первых, Зоро опасается ненароком причинить своему капитану боль, поэтому и старается держать себя в руках. Вот только Мугивара далеко не самый обычный человек, и с его резиновым телом можно делать много чего из того, что для нормального человека закончилось бы крайне плачевно, без каких-либо неприятных последствий и даже неудобств. И это очень хорошо известно мечнику, ибо не раз было проверено на практике.
Во-вторых, Зоро боится, что однажды капитан скажет ему что-нибудь такое… например: «С тобой так скучно». Или: «Мне надоело». Или вообще: «Ты мне больше не нужен». А может просто посмотрит так выразительно, развернётся и уйдёт. Ну и, собственно, всё, на этом счастливая жизнь Ророноа закончится. Правда, мечник прекрасно знает, что Мугивара подобного не сделает ни при каких обстоятельствах.
Поэтому Зоро может только сердиться на себя и свои глупые, совершенно иррациональные, безосновательные страхи. Пока Луффи не подходит и не целует его в лоб, чтобы разгладить эту залёгшую между тонких изломанных бровей суровую, глубокую складку.

Обратная сторона.

Обратная сторона.
Проснулся Зоро от ощущения странной тёплой тяжести в низу живота и от того, что пара подозрительно знакомых рук довольно тщательно его облапывала.
Вообще-то у Ророноа было прекрасное чувство опасности – в каком бы сонном состоянии он не находился, он мог почувствовать угрозу как минимум за полминуты до её появления. И даже его вечное сладкое посапывание на палубе вовсе не было беспробудным, потому что Зоро не мог не просыпаться каждый раз, когда к нему кто-либо приближался. Даже если это был кто-то из экипажа корабля, но в этом случае мечник просто не подавал виду и почти сразу же снова погружался в дремоту.
И, как Зоро выяснил не так давно, не распространялось это чутьё только на одного человека, доверие к которому превышает все пределы разумного и за которого совсем не жалко отдавать мечту, жизнь и прочие мелочи.
Который в данный момент сидит непосредственно на Ророноа.
– Луффи… – выдохнул мечник сквозь сжатые зубы, – дай мне хотя бы проснуться…
– Ты уже! – радостно возразил Мугивара, ничуть не смутившись и продолжая с неугасающим интересом исследовать имеющуюся в его полном распоряжении верхнюю половину тела мечника то ладонями, властно и уверенно, то только кончиками пальцев, почти невесомо и дразнящее, а особо привлекательные места – губами и языком, при этом низко наклоняясь и щекоча прядями растрёпанных волос.
– С пробуждением, кстати, – возвестил Луффи, наконец оторвавшись от своего занятия. – Перевернись?
Зоро уже успел отвесить себе мысленный подзатыльник за засыпание на полу «вороньего гнезда» в одних штанах и провоцирование собственного капитана на такого рода деятельность, ещё один – за разнообразные мысли о своём возможном участии в вероятном и вполне закономерном её продолжении, и третий, самый сильный и действенный – за неуместные мысли вообще. И мечнику потребовалось несколько секунд, чтобы смысл последнего произнесённого слова до него дошёл.
«Ага. Этого тоже можно было ожидать», – подумал он, устраиваясь на животе. Луффи, ухитрившийся не свалиться с Зоро во время совершаемого им манёвра и теперь не менее комфортно расположившийся у мечника чуть пониже поясницы, тихонько засмеялся.
– Что ты там увидел? – Ророноа попытался обернуться, но капитан надёжно прижимал его к полу.
Зоро почувствовал, как по его спине пальцем провели несколько прямых линий.
– Ничего, – наконец ответил Мугивара. – Просто… доски отпечатались. – И он начал методично разминать мечнику спину, начав с плеч и постепенно спускаясь всё ниже.
Когда тонкие, но сильные руки наконец достигли пояса, Луффи задумчиво выдал:
– Вот какая она, обратная сторона Зоро, – и широко улыбнулся.
Потому что спина мечника действительно не очень-то похожа на то, что можно видеть в просвете его расстёгнутой рубашки. Конечно, там точно такая же кожа, загорелая до ровного бронзового оттенка и чуть-чуть солёная от морского ветра, а под ней – точно такие же жёсткие жгуты натренированных мышц. Но грудь и живот Зоро все покрыты следами прошедших схваток: короткими, почти незаметными рубцами, тонкими светлыми нитями давно заживших шрамов, ну и особо бросается в глаза протянувшееся от плеча до пояса последствие схватки с Михоуком. А спина у Ророноа гладкая-гладкая, без единой отметины.
Луффи даже несколько раз провёл рукой по ровной коже, словно не доверяя собственным глазам. Ни одного шрама, даже самого маленького и давнего. Вообще ни одного.
Кажется, это открытие ещё сильнее заинтриговало капитана, и он явно собрался продолжить тщательное и обстоятельное изучение устройства одного отдельно взятого мечника и дёрнул его за пояс.
– Луффи, это мои штаны, – предпринял Ророноа последнюю (заранее безуспешную) попытку.
– Конечно, твои, – неожиданно согласился Мугивара. – А сам Зоро – мой. Целиком.
И с таким заявлением уже не поспоришь.

По праву.

По праву.
В жизни прозванного Охотником на пиратов не было ни полутонов, ни полумер. Уж таким он был человеком. Если кем-то становиться, то только лучшим в мире. Если что-либо решить, то следовать этому до конца. Если вступать в бой, то превосходить себя и побеждать. И всё это, конечно, без лишних громких слов, доказывая свои принципы поступками. А если доверять…
Это Ророноа выяснил совсем недавно. Раньше он мог рассчитывать на себя и только на себя и в целом был доволен таким положением дел. Но потом он встретил Монки Д. Луффи – и это событие перевернуло всю жизнь мечника вверх дном. Впрочем, Мугивара так действовал на всех, и это вполне очевидно, если хоть немного узнать ставших его накама.
В общем, так получилось, что если доверять, то всегда и целиком, независимо от того, что этому резиновому безобразию в шляпе взбредёт в голову на этот раз. Это оказалось так просто – вложить в чужие руки всего себя: и мечту, и душу, и жизнь, и тело. А принял капитан всё это как само собой разумеющееся или вовсе не заметил столь щедрого жеста – кто его разберёт.
…и тело. Кажется, Луффи пришёл взять принадлежащее ему по праву.

Привычно.

Привычно.
Зоро неоднократно ловил на себя взгляды совершенно незнакомых людей, встреча с которыми случайна, мимолётна и никогда не повторится, и без труда читал в них два из раза в раза повторяющихся чувства: насмешку и сочувствие. Впрочем, остальным накама Монки Д. Луффи в аналогичной ситуации приходилось куда хуже, потому что к мрачному и вооружённому до зубов мечнику мало кто рисковал подходить близко, в то время как другим, не обладающим столь блестящей плохой репутацией, приходилось ещё и выслушивать много однообразного на тему «Что, вот ЭТО и есть ваш капитан?» На такие заявления пираты Мугивары могли только улыбаться многозначительно и снисходительно желать непрошенным собеседникам никогда в жизни не узнать, почему за голову этого смешного беззаботного резинового мальчишки назначена столь высокая цена. Потому что кроме его собственных накама подлинную сущность Монки Д. Луффи видели разве что его враги, ненадолго попасть в список которых было довольно ограниченное число способов и расправу с которыми Мугивара не имел привычки откладывать, в процессе обязательно проявляя себя с неожиданной стороны.
У самого Ророноа были причины думать, что он знает Луффи получше прочих, хотя бы потому что он неоднократно имел возможность изучать капитана с предельно близкого расстояния и вообще старался постоянно держать его в поле зрения. Это, кстати, было одной из причин, почему в отсутствие Мугивары именно ему выпадало принимать решения за всю команду: мечник лучше других знал, что от них мог ждать капитан. Хотя действия самого Луффи при этом всё так же оставались почти полностью непредсказуемыми.
Поэтому Зоро даже не удивился, когда однажды Мугивара решил радикально поменять устоявшийся порядок их уединённых встреч. А точнее, перевернуть. Хотя этого, если быть до конца честным, рано или поздно ожидать стоило.
Как и стоило ожидать, что Луффи будет вести себя в той же манере, как в битве с серьёзным соперником, потому что уж кто-то, а мечник уж точно был крайне серьёзным, пусть и совсем не противником. И начнёт капитан с простых вещей, постепенно переходя к более действенным приёмам, не стесняясь их заимствовать у оппонента. И, конечно, не будет давать ни секунды на то, чтобы перевести дыхание.
Ну и в итоге обязательно победит. Упадёт прямо там, где стоял, и уснёт ещё в коротком полёте к земле.
Упадёт точно на привычно подставленное мечником плечо.

Михоук / Куина - каникулы

Михоук / Куина - каникулы
Считается, что чем выше положение человека в обществе, тем меньше у него свободного времени. Больше ответственности, лишние обязанности, всё в этом роде… это почти неписанное правило.
Но не стоит забывать, что на пиратов правила не распространяются. Даже на Шичибукаев, подчинение которых Мировому Правительству по большей части носит чисто формальный характер.
А если уж учесть, что у данного конкретного пирата даже команды нет, то ничто не мешает ему устроить себе небольшие каникулы. Почему нет? Сбежать куда-нибудь с излишне шумного Гранд Лайна, благо способностей хватает сделать это непосредственно через Калм Белт, и провести недельку-другую на каком-нибудь мирном островке в спокойном Ист Блю. Несогласные могут высказывать свои возражения чёрному лезвию Кокто Йору.
Возможно, Соколиные Глаза Михоук думал об этом, возможно, о чём-то своём размышлял, а может быть, он просто дремал, удобно устроившись под раскидистым деревом, но тут его потревожил девчоночий голос.
– Ты не местный, – это не было вопросом.
– Да, - подтвердил Михоук, не удосужась открыть глаза.
– И ты мечник, – ещё одно утверждение.
– Да, – снова согласился Михоук с вполне очевидным фактом.
Неизвестная юная гостья (хотя ей правильнее называться хозяйкой, потому что она-то явно была родом с этого тихого островка) помолчала немного, но потом не менее ультимативно заявила:
– Когда-нибудь мне придётся тебя победить.
– Зачем? – Шичибукай даже немного удивился.
– Чтобы доказать, что женщина может сражаться не хуже мужчины, мне понадобится действительно сильный противник. А ты таким как раз выглядишь.
Михоук чуть-чуть приподнял уголки губ в лёгкой улыбке.
– Хорошая цель. Я буду ждать следующей встречи. Или ты хочешь попробовать свои силы сейчас?
Хоть её собеседник совсем на неё не смотрел, Куина покачала головой.
– Нет. Я же не такая как этот не умеющий верно оценить свои и соперника силы дурак. – Она сделала небольшую паузу, словно вспоминая что-то, но потом тряхнула головой и закончила: – К тому же у меня тоже сегодня выходной.

Смокер / Боа Хэнкок - близость

Смокер / Боа Хэнкок - близость
О пиратах Куджа и в особенности об их несравненной предводительнице ходило множество крайне занимательных слухов. В основном они касались неземной красоты женщин Амазонии Лили и загадочных статуй, прямо-таки излучающих безграничное обожание. О том, как подобные «произведения искусства» появлялись, Смокеру было известно, причём известно точно, а не с непроверенных слов даже во Флоте имеющихся любителей посплетничать. Сила и способности каждого из Шичибукай – в числе многого прочего и это должен был знать каждый офицер высокого ранга.
А вот насчёт внешности этих пираток… об этом коммандор ничего сказать не мог – он никогда не встречался ни с Боа Хэнкок, ни с её подчинёнными. Вплоть до того момента, когда его, как и многих других флотских, приказом Главнокомандующего Сенгоку не призвали в Маринфорд, куда для тех же целей попросили приехать и всех лояльных Шичибукай.
Правда, при первоначальной расстановке сил вокруг эшафота Портгаса Д. Эйса Смокер оказался довольно далеко от восседавшей на своём неизменном змее Императрицы, и рассмотреть её толком не удалось. А уж в пучине не замедлившей начаться схватки с Широхиге было вовсе не до поиска женщины, формально являющейся союзником. Коммандор мог бы даже не заметить появления объекта своего интереса в непосредственной близости, если бы очередной удар Хэнкок не пришёлся непосредственно по нему.
Впоследствии, уже после окончания битвы, Смокер размышлял, что красоту гневающейся Императрицы преувеличить довольно сложно. Но всё-таки лично он считал, что расплачиваться сломанным дзюттэ за возможность лишний раз увидеть грациозный и сильный взмах длинной, стройной ноги – это несколько дороговато, а если учитывать прочие обстоятельства – и вовсе неприемлемо.

Кизару / Марко - боль

Кизару / Марко - боль
Лучи света пробивают Марко насквозь, но он, окутанный всполохами синего пламени, лишь насмешливо растягивает губы:
– Какая боль…
Кизару тоже улыбается – хотя кто его на самом деле знает, это его обычное лицо.
– Не ври, Феникс, – и готовится к новой атаке. – Мне такие птенцы ещё не попадались…
Все без исключения лучи достигают цели, но это не мешает Марко подлететь вплотную, в пируэте сменить форму и нанести собственный удар – ногой.
– О-о-о, как больно! – передразнивает адмирал, закрываясь руками.
– Врёшь! – не остаётся в долгу Феникс, и его обычно бесстрастное лицо искажает что-то вроде досады.
Противники попались друг друга стоящие.
В следующую секунду первого из командиров Широхиге взрывной волной уносит далеко от врага.

Роб Луччи / Айсберг - шрамы

Роб Луччи / Айсберг - шрамы
С той памятной ночи – двух ночей, если быть точным, но слившихся в одну из-за отсутствия между ними дня – у мэра Вотер7 осталось много шрамов. И те небольшие, круглые, оставленные насквозь прошившими тело пулями – самые незначительные из них. Они почти не болят, может быть, потому что их оставили люди, которых он считал своими личными врагами или, по крайней мере, никогда не зачислял в друзья. Ну или просто эти шрамы кажутся слишком незначительными по сравнению с теми, что были оставлены на его сердце.
Айсберг-сана все в городе почитали как человека, сделавшего для Вотер7 больше, чем кто-либо другой – ну разве что за исключением построившего знаменитый морепоезд Тома. Именно по этой причине он занимал пост мэра, и занимал заслуженно.
Но всё-таки в первую очередь Айсберг был плотником. Он мог отменить все связанные с управлением городом дела только из-за того, что ему не хочется ими сейчас заниматься, но он не мог не приходить в доки в появившееся свободное время. Он не мог не принять участие в строительстве нового судна и не мог отказать кораблю в ремонте. И он искренне пытался передавать другим не только свои умения и знания о ремесле, но и суть настоящего судостроителя. В своё время он получил её от Том-сана. «Мужчина должен строить свои корабли с «Доном»!» – повторял тот, и эта кажущаяся простой фраза лежала в основе всей его жизни.
Айсберг знал, что Правительство рано или поздно пошлёт за ним своих агентов, допускал, что они до последнего момента не раскроют своих личностей и будут применять запрещённые методы, но отказывался верить в то, что ими в конце концов окажутся работники компании «Галлей-Ла» и в том числе – плотники Первого дока, то есть люди, которым он доверял больше, чем кому-либо другому. Осознание этого факта оставило на его сердце такие раны, что не перестанут болеть, даже когда время их наконец затянет и превратит в неаккуратные шрамы.

За пять прожитых в городе воды лет Луччи научился многому, пусть в основном это касалось кораблестроения. И он узнал многое о Айсберге – не только то, что было связано с «Мастерами Тома» и хранимыми ими секретами, и то, что знали о мэре жители его города, но и многое о его личности. А с тех пор, как ему удалось наконец заработать себе место в Первом доке, с Айсбергом можно было общаться практически напрямую, пусть самому Луччи при этом и приходилось не раскрывать рта.
Луччи знал достаточно для того, чтобы начать по-своему уважать Айсберга. И, конечно, считать его достойной целью, а поэтому не спешить с выполнением миссии столько, сколько потребуется.
Но, увы, всего этого не хватало для того, чтобы изменить своей настоящей сущности и полностью стать тем, кем его видел Айсберг, то есть настоящим плотником. Все эти пять лет шрамы на спине Луччи не давали ему забывать, кто он такой.
Уж слишком сильно они напоминали символ Мирового Правительства.

@темы: Кусок - страшная сила, Придумаешь только нарочно, Генератор-сама

---

Я не раз повторял, что в принципе ненавижу кофе. Впрочем, кажется, что я не умею ненавидеть, я тоже говорил неоднократно. Или это казалось совсем другого, а не ненависти? Не помню. Надо чаще и тщательнее за собой записывать, и ещё систематичнее, хотя бы самые ключевые вещи.
Я не раз повторял, что в принципе не люблю кофе. Так бывает – не нравится вкус, и тут уж ничего не поделаешь но я не раз демонстрировал, что нелюбовь к кофе мало мешает мне достаточно регулярно его пить. И чем кофе по качеству хуже, тем пьётся он легче, а от по-настоящему хорошего и правильно приготовленного кофе меня просто перекашивает – вот как сильно отвращение.
Ты тоже не любишь кофе, но ты его, как человек последовательный, поэтому и не пьёшь. Но почему-то ты умеешь его варить, и у тебя дома хранится довольно приличный запас разнообразно обжаренных зёрен. И я прошу тебя сделать мне хотя бы чашечку. Небольшую такую, кофейную.
(Да, твою кофемолку я люблю отдельно.)
И тогда ты, конечно, идёшь к плите и начинаешь священнодействие. Ты не соблюдаешь никаких рецептов или правил, ты их наверняка даже не слышал и поинтересоваться ими не удосужился; ты действуешь исключительно по наитию. И – стыдно признаться – кофе ты варишь в ковшике.
Тут самое главное – отвлечь тебя в самый ответственный момент, позволив кофе выкипеть. Потому что так его запах, ради которого всё и затевалось, куда интенсивнее.
А пить сваренное всё равно никто не собирался.
А плита уж тем более мелочь.
И можно с чистой совестью возвращаться к чаю.

@музыка: U.D.O. - One Lone Voice

@настроение: Залился до краёв

@темы: Чай как неотъемлемая часть мироздания, Кофе как отъемлемая часть мироздания

---

Fest

Зоро / Монки Д. Луффи - безумие

Зоро / Монки Д. Луффи - безумие
Впервые с Зоро это случилось, когда он, причалив к очередному острову, направлялся из порта куда-то предположительно в сторону рынка. Дорога была безлюдной, и Ророноа отчётливо слышал шаги двух пар ног. Стук подошв своих собственных башмаков о утоптанную землю мечник опознал без труда. А вот другие шаги – неритмичные, будто идущий то притормаживал, то бросался вперёд чуть ли не бегом, а то и вовсе начинал подпрыгивать, и «шлёпающие», будто бы издаваемые видавшими виды сандалиями о трёх ремешках… в принципе, тоже узнал.
Если закрыть глаза, то воображение в мгновение ока дорисует идущего рядом Луффи (с заклеенным ртом). Если глаза открыть, то дорога, ведущая предположительно из порта куда-то в бескрайнюю даль, окажется пустой. Но звуки знакомых шагов при этом не исчезнут.
Зоро наивно предположил, что это просто такой странный остров ему попался, и поспешил убраться с него подальше. Он так сильно этого захотел, что даже лодку свою нашёл почти сразу.

События развивались стремительно, и в следующий раз это случилось с Зоро менее чем через сутки. Мечник как раз решил дать себе небольшую, почти символическую передышку, отложил вёсла и кое-как поймал небольшим треугольным парусом лёгкий ветерок. И тут он заметил сидящую на носу лодки тень знакомых очертаний. Она дрыгала ногами, задевая пятками волны, и привычным жестом придерживала на макушке потрёпанную золотистую шляпу с красной лентой.
Ророноа отвернулся, снова взялся за вёсла и решил, что отдыхать ему вредно.

Спустя пару дней Зоро случайно встретился с не слишком большим судном явно пиратской наружности. Отбиваясь от позарившихся на его дорогую и одинокую голову, мечник краем глаза заметил, как парочка особо ретивых охотников за вознаграждением, пытавшихся обойти его и ударить в спину, вроде бы беспричинно улетает далеко в море. Знакомые звуки растягивающейся резины и лихой боевой клич достигли его ушей долей секунды позже.
Тень Луффи, успевшая обрести значительную долю материальности, широко улыбалась.

Ророноа опять грёб что есть сил, не сводя глаз с куска библикарты, лаконично подписанного «Рейли», а Луффи сидел на борту лодки, поднимая непрерывно качающимися пятками тучи радужных брызг, и непрерывно что-то рассказывал – так, с пятого на десятое, одновременно обо всём и ни о чём.
«Воображаемый Луффи», – примерно раз в каждые пять минут напоминал себе мечник. Его чувства пытались убедить его в обратном, но Зоро всеми силами держался за эту здравую мысль. Он не позволял себе отвечать на вопросы Луффи… то есть Воображаемого Луффи, потому что полагал, что где-то там пролегает грань между лёгкой, поддающейся лечению формой безумия и настоящим сумасшествием.

Но по-настоящему боялся за свой рассудок Зоро во сне. Потому что тот Луффи, что приходил к нему ночами, был самым настоящим. Он бежал, сражался из первых, последних и самых последних сил, встречал старых знакомых врагов, одерживал небольшие победы в отдельных схватках, проигрывал в боях с сильнейшими, корчился от боли, слепо бился о стоящие на его пути преграды, умирал, громко, надрывно, нечеловечески кричал, чудом спасался, много ел, снова бежал, снова дрался, снова проигрывал, падал наконец без чувств…
Иногда Ророноа даже просыпался посреди ночи, чего с ним отродясь не бывало, просыпался от наполняющей его сон боли, которую человек выдержать не способен, и невидящими глазами смотрел на насмешливо мерцающие, холодные звёзды. Но мечник всегда довольно быстро приходил в себя и зажмуривал веки, пытаясь поскорее заснуть обратно. Чтобы ещё раз убедиться, что Луффи по крайней мере пока дышит. Чтобы снова сжимать зубы и терпеть чужую боль, наивно веря, что капитану это как-то поможет.
Зоро не сомневался, что видит ночами происходившее на самом деле где-то в совсем другом районе Гранд Лайн.

Зоро предполагает, что появление в непосредственной близости настоящего, живого и тёплого Луффи быстро вылечит его от галлюцинаций. А если нет… почему-то возможность созерцать сразу двух капитанов одновременно казалась мечнику с каждым днём всё привлекательнее. Наверное, потому что один из этих двоих обязательно будет находиться в единоличном пользовании самого Зоро. А время от времени, возможно, и оба.

Сенгоку / Монки Д. Гарп - ревность

Сенгоку / Манки Д. Гарп - ревность
Там, в Мировом Правительстве наивно полагали, что одна из сильнейших угроз их благополучному существованию исходит от революционера Монки Д. Драгона. И там же думали, что один молодой и чрезвычайно резвый пират по имени Монки Д. Луффи способен принести немало неприятностей, которые неизвестно во что могут в итоге вылиться.
Но Главнокомандующий Флота был твёрдо уверен, что самым опасным в этом неугомонном семействе является старший – вице-адмирал Монки Д. Гарп. Потому что именно у этого человека были все шансы свести наконец Сенгоку с ума.
…А раньше всё было так хорошо! Они вместе плавали по поручениям Конга, вместе ловили пиратов, однажды даже чуть не разнесли половину Маринфорда, пытаясь отправить заявившегося туда Шики в подходящую камеру на дне Калм Белта… Но с тех пор, как Будда занял пост Главнокомандующего, всё стало иначе. Потому что ему теперь приходилось отсиживаться в Штабе почти всё время, а Гарп при этом, сумевший даже адмиралом не стать, плавал себе где ему вздумается.
И с кем ему вздумается.
Сенгоку не мог забыть, как однажды посланный доставить перед лицо трибунала капитана Моргана вице-адмирал вернулся без топорукого преступника, но за то в компании двух – целых двух! – новобранцев. И заявил, что будет тренировать их лично.
И после этого в Маринфорд Гарп вообще перестал заглядывать. Его можно было достать разве что приказом, и то далеко не каждым, потому что простые пожелания прославленный герой запросто пропускал мимо ушей.
Видите ли, игнорировать приказы непосредственного начальства ему можно, потому что они старые друзья, а вот навестить упомянутого друга в голову не приходит.
Но ничего, в следующий раз Сенгоку точно устроит ему радушный приём. И начнёт он с того, что отберёт у Гарпа его печенья, или пончики, или что он там притащит на этот раз…

Марко / Трап-чан - гендер-бендер

Марко / Трап-чан - гендер-бендер
Появившийся на Моби Дике новый накама интриговал командира первой дивизии пиратов Широхиге как никто другой. Наверное, потому что раньше Марко никогда не сталкивался с проблемой определения пола другого человека.
Дополнительная сложность была в том, что с ходу назначенный Ояджи командовать шестой дивизией близко к себе так явно проявляющего интерес Марко не подпускал, вовсю используя для этого свои высококлассные навыки снайпера. Причём возможность вовсе пристрелить навязчивого преследователя его волновала мало – то ли он был прекрасно осведомлена о способностях Феникса, то ли у него были какие-то другие личные причины…
Наблюдения за отказавшимся представляться и так метко прозванным «Ловушкой» издалека, из укрытия ни к чему однозначному не приводили. Большую часть времени пол привлекательного командира шестой дивизии был просто неопределим.
Но стоило им ввязаться в небольшую драку – и как-то стало совершенно очевидно, что методично отстреливающий врагов Трап-чан – мужчина. Это было видно по его позе, по всей замершей в напряжении фигуре, по распространяемой им ауре. Даже привычный макияж не мешал сомнениям Феникса рассеиваться.
Вот только эти самые сомнения вернулись с новой силой во время дружеской пирушки по случаю одержанной победы. Потому что внезапно обнаружилось, что у Трап-чана длинные, стройные ноги с изящными лодыжками и маленькими ступнями. Что у него очень мягкая, нежная, гладкая кожа, матовому блеску которой все солёные ветра нипочём.
А когда узел пояса командира шестой дивизии чуть ослаб, и его белоснежное одеяние чуть распахнулось, то в образовавшемся вырезе по-прежнему не отводящий глаз Марко с удивлением обнаружил пару плавных кривых линий, очерчивающих небольшие, но явные округлости, вопиющие о принадлежности к полу женскому.
Видимо, это стало для Феникса последней каплёй, поэтому он вскочил с места, решительным шагом приблизился к объекту своих наблюдений и утащил её подальше от остальных, где можно было бы спокойно поговорить.
Точнее, излишне резко и громко задать единственный вопрос:
– Да какого же ты пола, чтоб тебя морской дьявол забрал?
Но Трап-чан оказался не в состоянии поддерживать серьёзный разговор.
– А какой бы ты предпочёл? – повисая на Марко, пробормотал она и этак пьяненько хихикнул.
– Я бы… предпочёл тот, который есть на самом деле, – кое-как нашёлся Феникс, придерживая пытающегося сползти на палубу накама и изо всех сил пытаясь отогнать всякие не слишком приличные мысли с участием упомянутого накама в разнообразных интересных позах.
– Я не помню, каким он должен быть, – откровенно прошептали Марко в самое ухо накрашенные алой помадой губы. – Однажды, давным-давно со мной приключилось Чудо…

Шики / Манки Д. Луффи - поцелуй

Шики / Манки Д. Луффи - поцелуй
Если враг уже побеждён, то злость на него за всё прошлое уже испарилась. И, в принципе, ничто не мешает поговорить с ним по душам, коль уж у него возникло такое желание.
– Вот когда я встречался с Роджером…
– Оссан, ты знал Короля Пиратов? – тут же перебивает его собеседник, и на повернувшемся к Шики лице крупнейшим из шрифтов написан интерес. – Суге! Расскажи мне о нём!
– Ну не то чтобы знал… Я видел его, я с ним разговаривал, мы даже сражались, но по-настоящему знакомы мы не были. – Задумавшись о прошлом, Золотой Лев ненадолго замолкает и использует повисшую паузу для того, чтобы раскурить сигару. Он выдыхает клуб дыма и продолжает: – Я совсем не об этом хотел тебе рассказать! Итак, когда я встречался с Роджером, я понятия не имел, что однажды его назовут «Королём Пиратов». То, что это было предопределено и что даже я сам видел множество указывающих на это знаков, но просто не мог их истолковать, я осознал лишь после его казни.
– Я не понимаю, к чему ты ведёшь, – Луффи обиженно надул губы и отвернулся, предпочтя спокойное созерцание окрашенного закатным солнцем в разнообразные оттенки моря разглядыванию неизвестно когда воткнувшегося в череп обломка штурвала.
– Дослушай сначала! Я просто хотел сказать, что в тебе я тоже заметил некоторые из этих… признаков.
– Ещё бы! Оссан, можешь не волноваться, я обязательно стану Королём Пиратов! Я решил это давным-давно. И я обещал это одному очень важному для меня человеку, – Луффи прикоснулся к шляпе, которая много лет хранила память об этом обещании.
Они помолчали ещё немного. Шики курил, а Луффи просто сидел, хотя подобное бездействие было ему свойственно мало.
А потом Золотой Лев всё-таки произнёс:
– Знаешь, а у меня тоже однажды была глупая и безрассудная мечта…
– Правда? – Луффи оживился. – А какая? И почему это «была», что с ней случилось?
– «Была» – это потому что она напрямую связана с Королём Пиратов. Я хочу украсть у него нечто очень дорогое…
– Это, получается, у меня? Да, оссан? Но у меня нет ничего ценного. Разве что накама, корабль и шляпа вот эта – но их я тебе не отдам и отобрать не позволю!
И тут Мугивара почувствовал, как его довольно бесцеремонно хватают за ворот, рывком притягивают к себе, чтобы в следующий момент…
– Оссан, твоя борода чертовски щекотная, – сообщил Луффи, вытирая губы тыльной стороной ладони. – И что это вообще такое было?!
– Осуществление моей мечты, – Шики довольно улыбался. – И знаешь, что мне больше всего нравится? Что бы ты не делал, ты не сможешь это сокровище вернуть.

Ноджико / Робин - тентакли

Ноджико / Робин - тентакли (R!)
– Это ты Робин, да?
– Да, меня именно так зовут, – подтвердила археолог, так и не оторвав взгляда от книги. – Чем могу помочь?
И хотя на корабле ещё недавно Нико была совершенно одна, в то время как остальная команда утром сошла на берег и до сих пор не вернулась, появление на палубе незнакомого человека её волновало мало. Во-первых, от этой девушки в данный момент никакой угрозы не исходило, а на то, чтобы схватить и обездвижить человека, у Робин ушло бы не больше пары мгновений. Во-вторых, вот так открыто поднимающийся на борт корабля под известным пиратским флагом и заводящий разговор с присутствующей частью команды должен быть либо безумцем… либо достаточно хорошо знать капитана.
Почувствовав на себе пристальный, изучающий взгляд, Робин всё-таки отложила книгу в сторону. Она быстро узнала стоящую перед ней девушку, потому что раньше неоднократно видела её фотографию, стоящую на столике Нами.
– Ну и что она в тебе нашла? – с ходу заявила Ноджико. И, заметив лёгкое недоумение в глазах невозмутимой собеседницы, попыталась разъяснить: – Хоть моя сестра и сбежала со скандалом из родной деревни, мы до сих пор поддерживаем общение: обмениваемся письмами, звоним друг другу по ден-ден-муши. И если раньше Нами рассказывала в основном об увиденном ею в путешествии, о своих новых приключениях, о жизни в команде и о прогрессе в исполнении её мечты, то с некоторого момента она начала всё больше времени уделять описанию твоих достоинств. Так что же она в тебе нашла?
– Может быть, эти самые достоинства и нашла? – рассудительно возразила Робин, но Ноджико лишь покачала головой:
– Я хорошо знаю свою младшую сестру. Ей нужно нечто большее.
– Тогда я покажу? – раньше Робин никогда бы не решилась на нечто подобное. Но регулярно подаваемый любимыми накама пример сделал археолога способной на необдуманные, опрометчивые поступки. – В каюте.
И Ноджико согласилась.

Переступив порог, она осмотрелась по сторонам и сразу приметила несколько знакомых ещё с детства вещей.
– Да, моя сестра определённо живёт здесь. И, по всей видимости, не одна. Но это ещё ничего не объясняет.
– Я покажу, – повторяет Робин, запирая за ними дверь.
Чтобы схватить и обездвижить человека, ей требует всего лишь несколько мгновений – и никакой необходимости подходить близко. Чтобы уронить Ноджико на кровать и прижать к ней шестью руками – примерно столько же. И только после этого археолог отходит от двери, пересекает каюту и присаживается рядом. Она нежно гладит Ноджико по волосам, проводит длинными пальцами по щеке, склоняясь при этом всё ниже.
– Покажу, но не буду объяснять словами, – уточняет она, когда их лица находятся почти вплотную, и пресекает попытку ответить долгим, чувственным поцелуем. А потом отворачивается, выпрямляется, чуть прикрывает глаза и скрещивает руки перед грудью.
Ноджико могла лишь наблюдать, как ещё одна дополнительная пара рук уверенно расстёгивает её пояс, в то время как другая – занимается обувью, а ещё, наверное, две или три – чуть приподнимают её, стягивая футболку. Руки работали слаженно и чётко, уверенно и без лишней суеты, и оказавшаяся полностью обнажённой девушка уже не сомневалась насчёт того, что её ожидает. Но в полном объёме она себе представить этого не могла.
Потому даже самые первые прикосновения рук Робин – к голеням и предплечьям, которые явно не являются самыми чувствительными частями тела, – оказались неожиданно интенсивными. А уж когда руки перебрались чуть выше, к плечам и бёдрам, ни на секунду не переставая поглаживать, пощипывать и легонько царапать нежную кожу, то лежащей на кровати Ноджико ничего не осталось, кроме как расслабиться и отдаться ощущениям. Она почти сразу прекратила попытки сосчитать блуждающие по её телу конечности – их было много, но качество совершаемых каждой из них действий ни в коей мере не страдало от их количества.
И к тому моменту, как исследование поверхности её тела было полностью завершено, хотя отдельные руки продолжали мягко массировать наиболее чувствительные точки, у неё уже не было ни сил, ни желания сопротивляться нежному, но настойчивому проникновению – нет, не пальцев даже, а странных конструкций на их основе, больше всего напоминающих щупальца.

– Между прочим, – сумела выдавить из себя Ноджико, когда её наконец отпустили и когда ей удалось немного прийти в себя, – мне ничуть не понравилось.
– Точно? – Робин не могла не понимать, что это явная и откровенная ложь, она прекрасно видела реакцию чужого тела на свои действия. – А мисс навигатор в таких случаях думает иначе. Вы точно родственники?

Юстас Кидд / Дюваль - исполнение желаний

Юстас Кидд / Дюваль - исполнение желаний
Капитан Юстас Кидд не любил ждать. Но сейчас ему ничего другого не оставалось, потому что торопить мастера, занимающегося осмолкой корабля, было рискованно – уж слишком большой может оказаться цена за поспешно, недостаточно качественно выполненную работу.
Обычные средства борьбы со скукой не помогали. Драку затевать – хоть с кем-нибудь, благо пиратов всех мастей в «зоне беззакония» водилось в избытке – не было ни одного повода, в том числе и столь незначительного как случайно брошенный взгляд. И даже выпивка казалась неприлично хорошей – не придерёшься к владельцу бара.
И вообще хотелось чего-то другого, принципиально незнакомого…
– Хочется чего-то… прекрасного, – наконец сформулировал Юстас, уставившись в полупустую кружку невидящим взглядом.
От заскучавшего Кидда можно было много чего интересного ожидать, но это было что-то новенькое.
Ещё раз внимательно осмотрев помещение, капитан так и не обнаружил ничего, что могло бы привлечь его внимание, поэтому он хлопнул ладонями по столу и резко встал.
– Пойду поищу, – кратко сообщил Кидд слегка обескураженной команде и направился к выходу.

Архипелаг Сабаоди был… ярким – слова лучше не подберёшь. Высоченные деревья в полосочку со старательно выписанными номерами; под ногами, куда не пойди, сплошная трава; вездесущие пузыри, неспешно поднимающиеся к высокому чистому небу, чтобы скоропостижно лопнуть; округлые домики, покрашенные в контрастные цвета и наполовину заросшие мхом; разнообразно и красочно одетые местные жители и ещё более причудливые гости, приплывшие сюда с самых дальних уголков всех четырёх морей… В данный момент всё это лишь вызывало раздражение. И хотя Кидд руководствовался лишь смутным ощущением и не мог точно сказать, что именно ему в данный момент требуется, он ясно понимал, что ничего из окружающего не подходит под его личное понятие «прекрасного».
В своих поисках Юстас даже забрёл в парк развлечений – чисто случайно, ведь определённого маршрута у него не было. Правда, он постарался поскорее покинуть это ещё более яркое, ещё более шумное и ещё более бестолковое место.
И, быстрым шагом пересекая соединяющий тридцать девятую и сороковую рощи мост, Кидд едва не пропустил цель своих поисков. Искомое как раз под этим же самым мостом проплывало верхом на каком-то мало приспособленном для заплывов животном вроде бизона.
Искомое было высоким и вызывающе одетым в чёрную кожу. У искомого были пшеничного цвета волосы и совершенные черты лица, словно вылепленные искусными руками. Искомое смотрелось в зеркальце и радостно смеялось.
Если Кидд заметил его минутой раньше, то, наверное, не задумываясь спрыгнул бы с моста. Но сейчас привлекший внимание капитана человек уже успел отплыть на достаточное расстояние, и теперь нужно было либо догонять его, либо потом искать заново. Впрочем, это даже к лучшему, потому что Юстас всё ещё никуда не спешил.
И он как-то не сомневался, что обязательно увидит этого красавчика ещё раз, с куда более близкого расстояния. Если понадобится, он перевернёт для этого весь архипелаг вверх дном.
Просто Кидд привык добиваться исполнения своих желаний, какими бы странными они не были.


Бонус первый.

Зоро / Монки Д. Луффи - безумие - 2

Зоро / Монки Д. Луффи - безумие - 2
Зоро отжал тряпицу и старательно уложил её на лоб капитана, мимолётным прикосновением убедившись, что тот по-прежнему ненормально горяч.
Любой, кто был знаком с Монки Д. Луффи, мог с уверенностью говорить, что этого парня нельзя заставить притормозить, даже обрушив на него гору, и что какая-то (любая) болезнь тем более не сможет отвлечь его от продвижения к цели и попутного поиска приключений на свою шляпу.
Любой, кто общался с Монки Д. Луффи хоть сколько-нибудь продолжительное время, в принципе не мог себе представить это жизнерадостное, гиперактивное существо хворающим. И уж тем более им не могло прийти в голову, что прославленный капитан Мугивара вот так будет лежать в кровати с горячкой из-за того, что отравился. Да-да, этот бездонный уничтожитель съестного. Случаются в мире и такого рода чудеса.
Скорее всего, именно то, что с Луффи никогда раньше не случалось подобного, сыграло в произошедшем роковую роль. Не сумевший сразу распознать в новых ощущениях опасность Мугивара за своевременной помощью не обратился – и вообще не обратился, кстати, его судовому врачу пришлось самостоятельно предпринимать экстренные меры, когда отвратительное состояние капитана наконец отобразилось на его лице.
Спешно доставленный в каюту Чоппера Луффи сразу получил ударную дозу врачебных напутствий (которые, наверное, даже не услышал) и лекарственных препаратов (которым, ввиду некоторой запущенности и неполной определённости заболевания, требовалось время для воздействия). И так как наблюдать за беспокойным больным и одновременно готовить более действенное лекарство Чоппер не мог, первым делом общим решением команды отправили заниматься Зоро. По наиболее правдоподобной официальной версии – потому что с задачей удержания Луффи в постели любым способом, даже с применением грубой силы, лучше справиться никто не мог.
А что насчёт причин, о которых как-то не принято говорить вслух…
Это было очевидно для всех (кроме Луффи): Зоро готов был убить любого, кто посмел бросить хотя бы один косой взгляд в сторону Мугивары. И обычно удерживало его от столь радикальных проявлений чувств только присутствие спокойного, уверенного в себе и своём мечнике капитана.
А уж если кто был настолько безрассудным, что пытался поднять руку на не слишком грозно выглядящего пирата в соломенной шляпе… таких спасало только одно – Луффи вполне мог постоять за себя сам, а в бою он был куда гуманнее защищающего самое дорогое Ророноа. Какими тяжёлыми не были удары Мугивары, их всё-таки пережить было проще, чем натиск трёх острейших клинков, для которых даже сталь не является преградой.
Все понимали, что Зоро нужно обязательно занять чем-то очень важным, чем он не сможет пренебречь. Потому что праздношатающемуся мечнику, который вообще не привык жалеть ни себя, ни других, совершенно случайно могли забрести в голову очень интересные мысли. Например, о наказании провинившихся. А Ророноа вряд ли стал бы разбираться в деталях и причинах произошедшего, скорее бы он с присущей ему масштабностью заключил, что остров, на котором столь нелюбезно отнеслись к Монки Д. Луффи, в целом недостоин продолжать существование.

Поэтому и сидел сейчас знаменитый охотник на пиратов на краю предназначенной специально для тяжелобольных койки и аккуратно укладывал на пылающий лоб своего капитана очередную мокрую тряпицу.
Нет, не потому что она высохла, а потому что предыдущий такой же кусок ткани где-то затерялся в пылу скоротечной, но бурной схватки.
Просто даже в таком состоянии Луффи не мог долго лежать без движения, не мог просто спать и ожидать выздоровления. Он периодически просыпался. Осматривался. Довольно быстро замечал сидящего рядом Зоро.
И каждый раз не узнавал его, принимал за кого-то другого.
Это же Луффи, он всё делает с душой, с размахом, чтоб его любимым накама ни в коем случае не было скучно.
Сложно сказать, кто именно померещился Мугиваре на месте мечника в последний раз, но он тут же, не раздумывая, набросился на него с кулаками. Пару ударов Зоро успешно блокировал – а потом Луффи рухнул обратно на подушки и снова провалился в беспокойное забытье.
До этого, примерно минутами двадцатью раньше, капитан принял Ророноа за Багги. Зоро пришлось терпеливо выслушать, что он не такой плохой, каким может показаться на первый взгляд, после чего «Багги» был старательно потроган за нос и удостоен тихого «Суге…»
До этого очнувшийся Луффи внезапно осознал, что болен. Рассудив, что у постели больного должен находиться его судовой врач, Мугивара подробно, с использованием множества специальных терминов (которые ему вообще-то знать не положено) разъяснил шокированному накама, как именно его следует лечить.
До этого Луффи был совсем немногословен – ему потребовалось всего несколько фраз, чтобы объяснить Ророноа, что никого из накама будущего Короля Пиратов принуждать к чему-либо и вообще трогать не следует. Мечник, представляющийся капитану то ли Арлонгом, то ли Робом Луччи, попытался возразить, что никаких намерений такого рода не имел, но Мугивара его не слушал – уснул, даже не закончив смеяться над оправданиями.
До этого Зоро вообще не был замечен капитаном – тот, не утруждая себя даже поворотом головы, попросил у потолка мяса.
До этого Луффи потребовал у так удачно подвернувшегося накама рассказать ему сказку. Ророноа даже немного смутился, но признался, что сказок он не знает, на что капитан предложил ему «рассказать хоть что-нибудь, например, из той книги, которую ты сейчас читаешь, ведь если бы там не писали совсем ничегошеньки интересного, ты бы не проводила столько времени за перелистыванием страниц, правда?» Поэтому Зоро пришлось стащить с полки Чоппера показавшийся наименее страшным фолиант и старательно зачитать оттуда чью-то историю болезни. Мугивара внимательно выслушал мечника-псевдоархеолога, остался вполне доволен и уснул только по окончании занимательной медицинской истории.
До этого… уже сложно вспомнить, кем ещё казался Луффи сидящий рядом человек, но каждый раз это был кто-то новый. Неважно кто – друг, враг или ещё кто-то – но только не сам Зоро.
И это, надо признать, здорово раздражало мечника. Это было чертовски обидно. И чем дальше, тем сильнее надоедало.
Когда его ладонь накрыли и сжали чужие пальцы – гибкие, сильные, горячие – Зоро едва не отдёрнул руку. Ему потребовалась целая доля секунды, чтобы подавить в себе этот рефлекс, и ещё одна, чтобы понять, что злиться на капитана он не может.
Как и обычно, впрочем.
А Луффи, наверное, это заметил. Или почувствовал – иногда Мугивара разбирается в людях получше их самих.
– Ты только не уходи никуда, – тихо сказал Луффи. – Без тебя мне было бы намного сложнее, Зоро.


Бонус второй.

Далтон / Пелл - животные

Далтон / Пелл - животные
В мире полно мест, где могут встретиться два совершенно не похожих друг на друга человека. Мест, где они будут довольно долго вместе находиться, конечно, меньше, но всё равно много.
Вот, например, перед этими большими, тяжёлыми дверьми, за которыми обсуждаются проблемы мирового масштаба. Войти в них ни одному, ни другому (и никому из тех, кто их в данный момент находится там же, но в принципе не имеет никакого значения) нельзя, потому что это только для правителей целых государств. Уйти тем более нельзя – нужно дождаться скрывшееся, за дверьми величество, каждому своё.
Ждать, от нечего делать рассматривая людей вокруг. Сначала – всех окружающих, потом, куда пристальнее – друг друга.
Разные они, очень разные, это даже с первого взгляда заметно. Один массивный, тяжёлый, надёжно запакованный в плотную и толстую одежду-броню. Другой гибкий и порывистый, и скрыть это не может его просторное белое одеяние. Они такие же разные, как и страны, где они родились и прожили всю жизнь. Мало общего можно найти между островом, где никогда не тает снег, и островом, большую часть площади которого занимают раскалённые солнцем пески пустынь.
Но если присмотреться… Не зря же они друг друга заметили. Это чутьё, причём чутьё животное. Совсем-совсем дикие инстинкты, несмотря на то, что звери они вполне прирученные. Один сокол, свободолюбивый и хищный, но не спешащий улетать. Другой вообще бизон – тут и говорить нечего. И оба ждут своих хозяев.
А больше их ничего не связывает.
Жаль, наверное…

---

Это не имеет ну совершенно никакого отношения к фесту.
Но по общему настроению подходит...

Брук / Луффи - То, Чего Нет

Брук / Луффи - То, Чего Нет
– Луффи-сан, вы так много сделали для меня, и я не знаю даже, как за это можно отблагодарить.
– Да ладно тебе, Брук. Мы же накама! Значит, мы должны помогать друг другу во всём и не стесняться ни просить, ни принимать эту помощь.
– Ох, Луффи-сан… не знаю, смогу ли я вам высказать свою просьбу. Покажите мне свои трусики?
– Брук, ты можешь посмотреть сам.

– Луффи-сан, вы всё-таки удивительный человек. Вы первый, кто не стесняясь отреагировал на мою невинную просьбу. А вот Нами-сан почему-то каждый раз на меня ругается, а то и Клима-Тактом отмахивается.
– Наверное, дело в том, что Нами есть что скрывать. А мне нечего.

– Луффи-сан, а какие трусики вы сегодня надели? Опять никаких? Луффи-сан, вы совсем не оставляете простора для моего воображения…
– Причём тут воображение?
– Я бы мог гадать, какие именно на вас сегодня одеты, какого они цвета и фасона… А так мне всё известно заранее, и это немного разочаровывает.
– Знание одного факта не должно мешать воображению. Ты всегда можешь представить, что я мог бы одеть.
– О-о-о, эта картинка прямо промелькнула у меня перед глазами… хотя у меня нет глаз!

– Луффи-сан, а вы вообще пробовали их носить?
– Да, было однажды. Мне не понравилось – слишком стесняет движения.
– Может это просто был не ваш размер? И надо просто попробовать ещё раз?
– Брук! В мире существует целая куча вещей куда интереснее примерки трусов!

– Луффи-сан, у меня есть идея, и она кажется мне очень заманчивой.
– Да? Какая же?
– Давайте украдём трусики у Нами-сан, и вы их оденете!
– Думаю, Нами расстроится, она ведь очень любит разные красивые наряды…

– И вообще, Брук, объясни мне, что такого привлекательного может быть в трусиках, когда ты уже видел то, что должно быть под ними?
– Смысл в том, Луффи-сан, что они скрывают. Они создают тайну.
– Даже если то, что скрыто, известно до последней родинки?
– Да, особенно в этом случае.

– Луффи-сан, и всё-таки почему вы не носите трусики?
– У меня их нет.
– Я всегда могу одолжить вам свои!
– Брук. У тебя их тоже нет.

@музыка: Moonspell - Nocturna

@настроение: Воскуривая...

@темы: Кусок - страшная сила, Придумаешь только нарочно, Генератор-сама

---

Прятки.

Я прячусь.

Я считаю до ста, путаясь в цифрах и загнутых пальцах. На вырисовывание примерно сотни зарубок уходит куда больше времени, чем предполагается по правилам игры, но правила можно и нарушить. Пока никто не видит, пока это не имеет решающего значения. Гораздо важнее соблюсти ритуал и досчитать до нужного числа, чем укладываться в какие-то там временные рамки.
Я открываю глаза и иду себя искать.

Можно найти подсказки и намёки, намётанным взглядом выцепить ключевые детали, но всё это не поможет создать полной картины.
Можно ходить вокруг да около, так близко-близко-близко, что даже протянутой руки будет много, но так и не найти своей пропажи. Даже случайно.

По логике странных вещей, в первую очередь всегда нужно искать на самом видном месте.
Осталось только найти это место и вернуться в него.

Я прячусь, прячусь хорошо и ото всех. Прячусь в настолько очевидном месте, что кое-кто даже искренне считает, что искать меня вовсе не нужно – я и так здесь, меня даже пальчиком можно потрогать, я совсем не терялся и уж тем более не прятался нарочно. Некоторые из этих кое-кого, подойдя к моему надёжнейшему из укрытий, тоже прячутся – невзначай, незаметно для себя. Но лично я вовсе не для такого всё это затеял.

Я не просто иду себя искать, а собираюсь себя найти кратчайшим из способов. Поэтому на самом деле я ищу не себя, а следы своего присутствия. Вот, например, на столе стоит кружка, вся в засохших пятнах чая (срочно мыть!), под столом – обрывки бумажных листов рассыпались, и вот ещё совсем однозначно идентифицирующие бывшего владельца волосы прилипли к подголовнику кресла (статическое электричество – страшная сила!).
Я здесь был. Меня здесь нет. Я иду себя искать дальше.

В прятках главное – продуманность укрытия. Если ты точно знаешь, куда и от кого собираешься укрыться, то в принципе не так уж важно, как до своего «потайного места» ты будешь добираться. Да хоть по-пластунски туда ползи да заблуждайся каждые три с половиной метра – всё равно ищущий тебя не догонит, не перехватит в пути. Он появится только тогда, когда ты в полном комплекте костылей и грабель окажешься в укрытии, устроишься там поудобнее и даже чуть-чуть устанешь ждать. Наверное, это прописано где-то в правилах игры кеглем не крупнее шестого.

Это уже не просто игра, всё гораздо серьёзнее. Впрочем, любая игра по своей изначальной сути лишь тренировка перед ожидающим в будущем, и теперь она кончилась, и началась настоящая охота. Поэтому я не просто иду по оставленным на мокрой от дождя земле следам, я крадусь, и чем ближе я к своей добыче, тем тише и незаметнее я это делаю. Так получается само собой.

Я не просто сижу и жду, пока меня найдут или не найдут, я готовлю ответный удар. Место, где можно хорошо спрятаться, для засады тоже подходит идеально. Жаль, что нельзя неподалёку, прямо на вероятном пути наступления противника соорудить какую-нибудь несложную ловушку. Нельзя – если ты выберешься из выбранного укрытия, то тебя найдут сразу же. Независимо от того, где преследователь был секундой раньше этого знаменательного события, даже если он был далеко, следовал по заведомо ложному пути и ничего не подозревал. Наверное, это тоже прописано где-то в правилах.

Ничья.

@музыка: U.D.O. - The Devil Walks Alone

@темы: Кратчайший путь к душевному равновесию

---

Нет, честно, меня никогда раньше не тянуло писать фанфики. Да и читать-то не особо... Но Кусок перевернул не только эти мои предсталения о самом себе.
Поэтому тут теперь будет склад странных зарисовок, написанных по не менее интересным заявкам (которые теперь будут постоянно приниматься с единственным условием - чем необычнее, тем лучше).

Итак, первая тройка:

Почему Зоро терпит Нами (без пейринга).

Почему Зоро терпит Нами (без пейринга).
Зоро никогда не признается, что ему нужен навигатор, а тот, кто рискнёт это утверждать, может вдруг оказаться случайно располосован на четыре неравные части одним ударом.
В принципе, Ророноа больше всего устраивало такое положение дел, когда навигатор есть у Луффи. Зоро следует за капитаном, тот идёт точно рассчитанным курсом куда-глаза-глядят, и всё прекрасно, все довольны.
Зоро устроил бы совершенно любой хоть немного знающий своё дело навигатор, если бы эту должность прочно не заняла одна наглая, жадная рыжая воровка, которой не удалось потерять места в команде, даже сбежав с кораблём и всеми находящимися на нём ценностями (за исключением парочки идиотов). Но решения, кого принимать в команду и кого из неё исключать, принимал капитан и только капитан, а значит, мечнику ничего не оставалось, кроме как бежать за этой невыносимой женщиной, при случае спасать её, а всё оставшееся время – терпеть эту громогласную любительницу раздавать тумаки и обвешивать не имеющими оснований счетами на баснословные суммы.
Хотя со временем Зоро удалось найти в Нами один интересный, не касающийся её профессиональных способностей плюс, который был явным следствием того лёгкого умопомешательства, наличие которого было негласным условием приёма в команду Мугивары.
Ведь ни одному нормальному человеку не придёт в голову сажать на палубе каравеллы мандариновые деревья, в тени которых так приятно тренироваться.

Чоппер / Зоро (накамашип!). Врачебная тайна.

Чоппер / Зоро (накамашип!). Врачебная тайна.
Тони-Тони Чоппер мечтал научиться лечить все возможные недуги. Это само собой подразумевало, что он станет лучшим доктором в мире, то есть его мечта при ближайшем рассмотрении оказывалась не менее масштабной, чем у других пиратов Мугивары. Хотя в некотором смысле она уже была выполнена – Чоппер уже был первым среди врачей. Среди оленей.
Чоппер обстоятельно подходил к достижению своей цели. При любом удобном случае он отправлялся на поиски новых, пока неизвестных ему книг на медицинские темы и прочитывал их от корки до корки, тщательно запоминая всю новую информацию. Он уже был достаточно квалифицированным врачом, но на достигнутом останавливаться не собирался.
Он знал всё возможное не только о самых распространённых болезнях, но также мог определить считающиеся давно исчезнувшими хвори. Он знал, как правильно собирать и хранить лечебные растения многих известных науке видов, помнил рецепты сотен лекарств, умел их правильно изготавливать и вовремя применять. В этом отношении у Чоппера не возникало практически никаких проблем с возвращением пациентов к нормальной здоровой жизни.
Но хороший доктор должен иметь и навыки другого рода, связанные с лечением разнообразных травм. И тут одними теоретическими знаниями не обойдёшься, нужна долгая практика. И именно второго начитанному оленю не хватало.
Вступая на борт Гоинг Мерри-го в качестве судового врача, он и не думал признаваться в этой своей слабости. Но именно она заставляла его паниковать и звать доктора при виде перемазанных собственной кровью друзей. Нет, он боялся не демонстрации своей неквалифицированности – он боялся, что всех его знаний и усилий окажется недостаточно.
И больше всего, разумеется, его заставлял волноваться Зоро. Конечно, обычно его раны бывали примерно такими же кошмарными и несовместимыми с жизнью, как и у Луффи, вот только пациентом он был весьма своенравным, в отличие от того же капитана, который мог спать сутками напролёт в ожидании выздоровления.
В общем, Зоро немало поспособствовал Чопперу в достижении его мечты, не раз позволив доктору углубиться в мир человеческой анатомии и познать её не только снаружи, но и изнутри. И оленёнок чувствовал, что должен как-то отблагодарить мечника за это. Нет, не врачебной помощью – её он оказывал всем в силу веления долга, как Зоро при случае без колебаний вставал на защиту команды.
Чоппер решил, что наиболее ценным для мечника будет то, что обычно называют врачебной тайной. Пусть иногда ради неё доктору и придётся поступиться самым важным принципом любого врача – «Здоровье пациента превыше всего».
Поэтому Чоппер никогда никому не рассказывает, насколько тяжелы бывают раны мечника, даже если в подобной серьёзной ситуации всякий хороший доктор просто обязан обеспечить пациенту строгий постельный режим любыми средствами (вплоть до привязывания к кровати), а самому Зоро в это время захотелось пойти погулять, по дороге потерять половину повязок, а ещё и немножко потренироваться.
Даже если после подобного Зоро возвращается с вновь открывшимися ранами и мрачно напрашивается на новую порцию бинтов.
Чоппер не собирается изменять своему новому принципу. Впрочем, как и распространять его на кого-нибудь другого из команды – Зоро всё-таки необычный и этим исключительный человек.

Шанкс / Макино, на фразу "1963 бутылки рома стояли под прилавком".

Шанкс / Макино, на фразу "1963 бутылки рома стояли под прилавком".
– 1963 бутылки рома стояли под прилавком, – не слишком мелодично протянул Шанкс в полном соответствии с принципом «что вижу, то пою». Для того чтобы узреть подобную масштабную картину, ему пришлось слегка привстать с табурета и перегнуться через упомянутый прилавок, при этом удержать равновесие и не спикировать шляпой в пол ему удалось лишь каким-то чудом.
– Капитан-сан явно преувеличивает, – слегка посмеиваясь, Макино появилась из ведущей куда-то вглубь её заведения двери и заняла привычное место за прилавком. Как только пирату удалось привести себя в приличное сидячее положение, она поставила перед ним изрядно покрытую пылью бутылку. – Увы, такого количества спиртного в моём скромном баре не было, и уж тем более столько посуды не могло поместиться под прилавок.
Хозяйка таверны тщательно протёрла сосуд полотенцем и поведала, понизив голос до интригующего шёпота:
– Это последняя во всём баре. Но, кажется, у капитана-сан не осталось конкурентов.
Шанкс обернулся и окинул взглядом собственную команду. Излишне бурно отметившие высадку, они теперь мирно спали на столах в обнимку с пустыми кружками и немного друг с другом, а особо отличившиеся разлеглись под столами, нежно обвивая ножки стульев товарищей. Неудачно притворялся спящим лишь Бен Бекман, который тайком курил свою неизменную самокрутку и краем глаза присматривал за рыжим капитаном. Тот подмигнул своему привычно бдительному старпому, повернулся обратно к Макино и печально вздохнул.
– Но это означает, что я не могу её выпить – без хорошей компании её содержимое потеряет по меньшей мере половину своего вкуса! Разве что, – в его рыжую голову прокралась мысль, которую он тут же озвучил, – вы составите мне компанию.
Макино задумалась на мгновение, пристально посмотрела на сидящего перед ней пирата и решительно отказалась. Правда, от появившегося на его лице выражения вселенской скорби она слегка передумала и озвучила свой план действий, согласно которому Шанкс сейчас уносил выпивку с собой и возвращался с ней завтра, когда ей всё равно пришлось бы закрыть таверну ввиду отсутствия в ней чего-нибудь съедобного.

…Шанкс возвращался на свой корабль, размахивая так и не открытой бутылкой в такт шагам и напевая что-то сияющим над его шляпой звёздам. В некотором отдалении от капитана тем же зигзагообразным маршрутом на родной корабль возвращалась вся пиратская шайка Красноволосых, подгоняемая бдительными пинками старпома.
Настроение капитана было более чем приподнятым – как из-за дня уже прошедшего, так и в предвкушении дня грядущего. Он мысленно строил предположения – одно другого интересней и увлекательней – какой же «сюрприз», обещание которого и стало решающим аргументом в пользу кратковременного расставания, может к завтрашней встрече подготовить для него Макино-сан.
Шанкс ещё не знал, что этим сюрпризом станет знакомство с одним гиперактивным ребёнком по имени Луффи, скорое прибытие которого в деревню не могло пройти мимо ни одного её жителя или гостя. И уж тем более он не знал, к каким последствиям эта встреча приведёт.


На волне странного рода вдохновения и направляющего пинка:

Бекман / Шанкс. Азартные игры.

Бекман / Шанкс. Азартные игры.
Вообще говоря, старпом на пиратском корабле – явление редкое. Почему-то считается, что любой уважающий себя пират, заполучив должность подобного рода, должен незамедлительно предпринять попытку продвинуться ещё дальше по «служебной лестнице». Но даже из этого неписанного правила случаются исключения – чувство глубокого уважения к собственному капитану может встретиться и на пиратском корабле. Или, например, искренняя преданность, вызванная… неважно чем вызванная. Или ещё какие-нибудь чувства из разряда «высоких».
Бен Бекман во всех отношениях был образцовым старпомом. Можно было не сомневаться, что он будет готов поддержать или вовсе заменить своего капитана в абсолютно любой момент и без дополнительного напоминания. Можно было рассчитывать, что он всё сделает правильно – то есть в точном соответствии с пожеланиями капитана.
Вот только капитан ему достался… рыжий на всю голову – лучше и не скажешь. Шанкс всегда такой, и именно к такому капитану Бекман однажды в команду вступил и именно за таким был готов следовать куда угодно. Но иногда это, знаете ли, банально надоедает.
И тогда Бен идёт к рыжему и предлагает ему сыграть в карты – невиннейшее из занятий, за которым можно скоротать время в долгом плавании.
Всем на корабле известно, что старпом играет в карты неприлично хорошо, только по особым случаям и исключительно с капитаном. И известно, что последнему по каким-то странным стечениям обстоятельств в этих редких партиях страшно не везёт. Хотя очевидно – опять же всем, – что Бекман вовсе не подтасовывает карты. Это Шанкса, бывало, уличали в мелком шулерстве во время несерьёзных игр в тесном кругу накама.
Играют они, как и положено взрослым серьёзным людям, на желания.
И Бен загадывает: не пить целый вечер, даже если есть для этого повод. Карточный долг – это святое, и Шанксу даже в голову не приходит им пренебрегать. Он только хмурится, одновременно насмешливо улыбаясь одними глазами, как только такие вот рыжие умеют, и громогласно требует отыгрыша.
И после этого Бен загадывает во второй раз: сойти на берег не раньше чем по прошествии суток с момента швартовки у нового острова.
Бекман всегда высказывает одни и те же желания, и капитан всегда одинаково на это реагирует: последовательно изображает удивление, обиду, злость и азарт – и требует продолжения игры, вслух мечтая о том, что он попросит сделать в случае внезапного выигрыша.
Но какое желание он проигрывает третьим, никто из команды – за исключением двоих игроков – не знает, потому что остальных-то во время стоянки на борту ничто не держит, даже забота о сохранности корабля.


Ещё два, на совсем внезапные темы:

Сандай Китетсу / Вадо Ичимонджи. Самый длинный год.

Сандай Китетсу / Вадо Ичимонджи. Самый длинный год.
Делить Мастера с кем-то ещё – причём с целыми двумя! – было само по себе возмутительно. Но Вадо Ичимонджи готова была это терпеть. Потому что двое других были в меру качественными, безызвестными полосами стали, и не шли с ней ни в какое сравнение. Потому что именно её Мастер всегда первой доставал из ножен и последней в них вкладывал. И особенно потому что Мастеру она и не такое была готова простить.
Когда Вадо осталась на поясе в одиночестве, она готова была петь от счастья. Вот только сам Мастер опять считал иначе, и поэтому они направились в оружейную лавку.
Против того клинка, что хозяин магазина вынес откуда-то из собственной спальни, Вадо ничего против не имела. Юбашири вполне подходила под понятие приличного мейто и вообще была тихой и послушной девочкой. Хоть и в лакированных чёрных ножнах. В паре бы они могли бы смотреться красиво.
Если бы не один возмутительно кровожадный нахал, которого Мастер зачем-то собственноручно откопал в бочке с дешёвыми железками. И который вместо благодарности за такое великодушие попытался отрубить державшую его руку, и лишь в последний момент удержался от этого неблагоразумнейшего поступка. Видимо, когда проклятый почувствовал на клинке свежий ветер, ему больше не хотелось возвращаться обратно в пыльную и вовсе не предназначенную для хранения известного оружия ёмкость, откуда ещё неизвестно когда появится новый шанс вырваться.
Но свой характер в полной мере Сандай Китетсу проявил в первой же схватке, так явно и недвусмысленно показав свои предпочтения, что Мастер не смог этого не заметить. Но это не стало поводом при первой же возможности избавиться от своенравного оружия. А впредь подобного проклятый себе не позволял, заставляя забыть о произошедшем на Виски Пик.
…Когда в очередной битве Юбашири рассыпалась ржавой пылью, Вадо Ичимонджи даже слегка пожалела, что под руку тому капитану Флота не попался Китетсу. Хотя мог с той же вероятностью.
Потому что, каким бы хорошим клинком не показывал себя проклятый, было совершенно очевидно, что он не собирается отступаться от своей привычки менять хозяина не реже раза в год. Но, когда он решит перейти к активным действиям, ей будет что ему противопоставить. В этом Вадо Ичимонджи не позволяла себе сомневаться. Она твёрдо решила устроить Сандай Китетсу самый длинный год в его жизни.

Боа Хэнкок / Саломе. Перчатки из змеиной кожи.

Боа Хэнкок / Саломе. Перчатки из змеиной кожи.
Резная, инкрустированная костью шкатулка, безумно дорогая даже на первый взгляд, со звоном разбила стекло окна и улетела куда-то вдаль, брошенная сильной, умелой и безумно прекрасной рукой.
Императрице пиратов Боа Хэнкок сложно было угодить подарком. У неё было два аргумента, подходящих к любому случаю: «Это недостойно меня» и «Это затмевает мою красоту». Но никогда раньше подарки не вызывали у неё такой искренней и горячей ярости – только сдержанное и высокомерное раздражение.
Но до этого момента никто не догадывался преподносить ей, Принцессе Змей, перчатки из змеиной кожи.
Это больше походило на изощрённый вызов, чем на вызванный бесконечной любовью к её красоте дар. Вот только отправитель не посчитал нужным подписаться или оставить хоть какой-нибудь намёк на свою личность.
Сидя на привычно изображающем трон Саломе, Императрица вертела одну из злополучных перчаток в тонких бледных пальцах и представляла, что она сделает с тем, кто посмел прислать ей это оскорбление. Чувствуя настроение хозяйки, змей тоже тихонько шипел и к возмутительному и противному его природе дару относился крайне неодобрительно. И ревниво.
– Конечно же, Саломе, – Хэнкок рассеянно погладила своего любимца, – если мне когда-нибудь захочется нечто подобное, то я сделаю это не из кого-то там, а только из тебя.
Убедившись, что гнев больше не искажает её совершенного лица, она встала и направилась к дверям своих покоев, чтобы громогласно приказать найти посмевшего нанести ей оскорбление. А змей следовал за ней, не отрывая влюблённого взгляда.


Изначально на фразу «У него же велосипед!»:

Аокиджи / Робин. (Четыре попытки)

Аокиджи / Робин.
1.
Иногда Нико Робин откладывает книгу в сторону, чуть разворачивает свой шезлонг – и подолгу смотрит на море. И лицо у неё в такие моменты мечтательно-одухотворённое, а глаза – внезапно холодные и застывшие, словно покрытые льдом.
В один из таких моментов Луффи подошёл к своей накама и со свойственной ему прямотой спросил:
– Ну он же столько тебе боли причинил – за что ты его можешь так любить?
– У него же велосипед… – тихо отозвалась непознаваемая женщина-археолог.
Но Мугивару такой ответ вполне устроил. Видимо, наличие велосипеда и для него было весомым аргументом.

2.
– Робин, ты уверена? – задумчиво протянул капитан пиратов Соломенной Шляпы, склоняя голову к плечу.
Если бы его накама сбежала, то ему нужно было бы просто пойти и устранить все причины, что мешают Робин быть в команде. Так уже было, и размышлять было бы не над чем.
Если бы его накама объявила, что не может больше продолжать путешествовать с ним в силу личных причин, а вовсе не под давлением враждебных обстоятельств, то, наверное, он смог бы её отпустить. Потому что, с одной стороны, так тоже уже было. С другой стороны, он не мог представить себе повода отказаться от плавания к заветной мечте. Но если бы их дороги вдруг разошлись и подобная причина нашлась, то он принял бы её.
Но просьба Робин оказалась для Луффи полной неожиданностью. И всё-таки он ответил на неё согласием – Мугивара доверял любому из своих накама независимо от того, какие бы странные мысли не забредали в их головы. И если археолог была твёрдо уверена, что сейчас ей больше всего на свете хочется добраться до следующего острова не на борту Санни-го, а каким-то своим путём, то почему бы и нет?
В том, что оно потом снова встретятся и отправятся дальше вместе, Луффи не сомневался. Волноваться ему было совершенно не о чем, и только интерес разбирал.
– А как ты собираешься пересекать море? – полюбопытствовал капитан.
– У него же велосипед есть, – улыбаясь, ответила ему Робин.

3.
Если ты получил силу Дьявольского фрукта ещё в раннем детстве, то в страхе перед морем нет ничего постыдного. Со стихией не могут бороться даже могущественнейшие из людей – что уж тут говорить о тех, у кого вода в буквальном смысле слова забирает все силы?
Уплывающей с пылающего родного острова восьмилетней Нико Робин было очень страшно. Был страх перед неизвестностью. Страх одиночества. Страх перед открывшимся ей огромным и враждебным миром. Но сильнее прочих был страх перед морем. Первая же приличная волна могла запросто перевернуть её небольшую и вовсе не предназначенную для открытой воды лодочку ещё до того, как юная археолог встретиться со всей жестокостью мира и живущих в нём людей.
Тогда её поддерживали две протянувшиеся прямо по водной глади полосы льда – надёжные, не собирающиеся таять, уберегающие от опасностей и сотворённые её врагом.
Больше за двадцать последующих лет жизни Нико Робин не поддерживал никто. Она не сомневалась, что стоит ей хоть раз оступиться и сорваться в воду – и никто не прыгнет за ней следом, не попытается отнять законную добычу у моря. А если бросится в волны, то не за ней самой, а за семьюдесятью девятью миллионами белли, назначенными за живую или мёртвую.
В свете всего этого тем удивительнее были для Робин испытываемые ею сейчас ощущения. Находиться посреди открытого моря – и в полной безопасности. Слишком многое пережившая женщина, научившаяся быть холодной и безжалостной – и вдруг сидит, как простая девчонка, на багажнике чужого велосипеда, улыбается чуть смущённо и поджимает ноги, боясь задеть пятками застывшие волны. Привыкшая не доверять никому и особенно тем, кто к ней подчёркнуто добр, – а сейчас крепко держит другого за пояс и нежно прижимается щекой к чужой спине, в непривычном тепле ощущая лёгкое покалывание мельчайших кристалликов льда.
Никогда раньше Нико Робин не была счастлива быть пойманной.

4.
Цветок, за который Саул отдал жизнь… Я хочу увидеть, во что он вырастет.
Он долго, очень долго не позволял себе с ней встретиться. Следил, конечно, за её судьбой, знал о её жизни практически всё до мелочей – но лично никогда не приближался.
Цветок по имени Нико Робин всё сильнее обрастал шипами и никак не распускался.
Когда они в очередной раз упустили её из виду, то он лично отправился в погоню. Настроен он был решительно – за двадцать прошедших лет она не дала ему ни одного повода отказаться от преследования и прекратить считать его принятое на Охаре решение ошибочным.
Но когда он встретил её на необитаемом острове между Длиннокруглой землёй и городом воды Вотер7, то вдруг стал свидетелем удивительного явления.
Прямо на его глазах вся сущность Нико Робин расцветала прекрасными белыми цветами. И даже её многочисленные шипы, хоть и не потерявшие своей остроты, стали совсем другими. Она по-прежнему была готова выступать против всего мира, но теперь она делала это не из-за стремления продолжить своё бессмысленное существование, а ради спасения дорогих её сердцу.
В конце концов Саул оказался прав – она нашла тех, кто её ждал. Ради кого она могла бы жить.
И всё, что он мог в этой ситуации сделать, – это подарить ей одно своё ледяное объятие. Чтобы она ни в коем случае не забыла тех чувств, что испытывает сейчас. Чтобы она точно знала, что не ошиблась.
Распустившийся цветок Нико Робин был слишком прекрасен, но объятие – это всё, что он мог себе сейчас позволить.


Несерьёзное, совсем несерьёзное, про суровые будни пиратов Широхиге.

Марко / Эйс. Борись за свою одежду!

Марко / Эйс. Борись за свою одежду!
Утреннее одевание – это процесс, не требующий вмешательства пока не до конца пришедшего в бодрствующее состояние мозга. Обычно достаточно бездумно протянуть руку, взять одежду с привычного места, где оставляешь её каждый вечер, и…
Неладное командир первой дивизии пиратов Широхиге почувствовал, когда уже почти натянул и приготовился застегнуть штаны. Потому что это были явно не его брюки. Беглый осмотр подтвердил эту догадку – данный предмет одежды явно принадлежал Портгасу.
Тихо бормоча проклятия, Марко подошёл к кровати командира второй дивизии. И, конечно же, обнаружил рядом с ней свою собственную одежду, причём она была полусвёрнута-полуброшена именно так, как это мог бы сделать Эйс. Многозначительно вздохнув, Феникс наклонился, чтобы поднять рубашку, как…
Его начинал всерьёз раздражать тот неуловимый шутник, повадившийся менять местами их одежду. Он делал это каждую ночь – разумеется, за исключением тех, когда Марко пытался его подкараулить, поймать с поличным и хорошенько поговорить по душам.
Одно только Феникс мог сказать с уверенностью – этими проделками занимался не Эйс, здоровый сон которого не только выступал в качестве алиби, но и позволял ему вовсе не замечать этой глупой повторяющейся шутки. Обычно Марко просыпался первым и успевал найти и вернуть одежду до того, как глаза продирал Портгас. Впрочем, однажды они попались вдвоём – разбуженные по сигналу тревоги, они оба успели вскочить с постелей, одеться и выбежать из каюты до того, как осознали двусмысленность своего вида.
Эйсу смешков со стороны накама тогда досталось на порядок больше, потому что из неизвестно каким образом натянутой, чужой и непривычно многочисленной одежды, а в особенности из изящных кожаных сандалий командира первой дивизии без посторонней помощи Огненный Кулак выбраться не смог.
…Феникс наклонился, чтобы поднять рубашку, как что-то твёрдое, увесистое и обжигающе-горячее, впоследствии оказавшееся плечом Эйса, врезалось ему в живот и сбило с ног. Победоносно ухмыляясь, Портгас всем своим весом прижал Марко к полу и подчёркнуто любезным тоном осведомился:
– И что же ты всё-таки постоянно забываешь в моих штанах?
– Идиот, ты всё опять неправильно понял… – Феникс попытался спихнуть с себя дорогого накама и наконец просветить его насчёт некоторых ночных шутников, но спланировавшее сверху одеяло Эйса не только мешало нормальной беседе, но и загадочным образом сковывало движения.
Видимо, вид двух копошащихся на полу тел и особенно их взаимное расположение, однозначно угадываемое по двум парам торчащих из-под одеяла голых ног, настолько вдохновлял, что подглядывающим из-за двери с каждой секундой становилось всё сложнее скрывать своё присутствие. В конце концов их бурное обсуждение происходящего в каюте командиров первой и второй дивизий достигло ушей этих самых командиров, которые, не сговариваясь и не тратя времени даром, рванули к двери и в четыре руки распахнули её.
И обнаружили за ней командира дивизии четвёртой – одинокого, брошенного своими товарищами и потирающего свежий отпечаток дверной ручки на лбу.
– Зачем тебе понадобилось это делать? – ласково поинтересовался Марко, безошибочно опознав в Саччи шутника. Эйс всем своим видом выражал согласие с Фениксом и пытался незаметно отобрать у него хотя бы половину одеяла – он ведь так и не удосужился одеть хоть что-нибудь.
– Говорят, что если обменять с кем-нибудь одеждой, то начинаешь лучше понимать чувства этого человека. А это сближает, – покаялся Саччи, одновременно тщательно изучая внешний вид накама. Видимо, вывод у него получился только один: – Не врут.
Появившееся на лицах «подопытных» выражение было столь многообещающим и столь единодушным, что доблестный командир четвёртой дивизии предпочёл храбро убежать и для надёжности даже спрыгнуть за борт по пути.

Цып-цып-цып, Марко!

Цып-цып-цып, Марко!
Недоброе Феникс почувствовал ещё за завтраком, один за другим ловя на себе заинтересованные взгляды накама. Похоже, они опять затевали что-то, в чём ему отведена ключевая роль.
…За какими только глупостями не приходится коротать время плавания пиратам Широхиге…
Марко вовсе не собирался прятаться – просто сегодня действительно была его очередь исполнять обязанности вперёдсмотрящего. Что он в немногих, но ярких выражениях объяснил командирам пятой и шестой дивизий, выпихивая их из «вороньего гнезда» и привычно пропуская мимо ушей старую шутку про переименование площадки на верхушке мачты.
Особенно подозрительным было то, что в тишине и спокойствии Марко удалось просидеть почти до обеда. Он даже заскучать немного успел – и решил слегка размяться, облетев окрестности корабля. Но ничего заслуживающего внимания Феникс не обнаружил – по крайней мере, в окрестностях. Но он заметил нечто подозрительное непосредственно на его палубе – праздношатающегося Эйса, который то и дело заинтересованно поглядывал вверх. В том, что Портгас именно его высматривает в чистом безоблачном небе, Марко убедился быстро. Стоило лишь ему опуститься на рей, как взгляд Эйса сразу же сфокусировался точно на командире первой дивизии, и он оказался настолько пристальным, что игнорировать его было проблематично.
– Ну и что тебе нужно? – наконец осведомился Марко после затянувшейся паузы.
Вместо ответа Эйс вытянул в сторону Феникса руку и сделал странное движение пальцами, будто перебирая что-то в щепоти.
– Цып-цып-цып, – донеслось до так и не спустившегося с рея Марко, который, что вполне ожиданно, сначала попросту не поверил своим ушам. Потом, услышав «фразу» ещё несколько раз подряд, он начал сомневаться в здравости чьего-то рассудка, правда, своего или Портгаса – это он сходу решить не смог. Поэтому, как хорошему и заботящемуся о своих накама человеку, ему пришлось спланировать к Эйсу.
Но стоило его ногам коснуться досок палубы, как Огненный Кулак, коротко и радостно завопив, сорвался с места и умчался куда-то в сторону камбуза. Феникс только проводил его недоумевающим взглядом и окончательно укрепился в мысли, что кое-то из плавающих на этом корабля тронулся умом.
– Да всё в порядке, – настиг Марко спокойный голос привычно не вмешивающегося в забавы накама Джоза. – Они просто поспорили, что тебя удастся подобным способом «приманить». На обед.
Склонный доверять командиру третьей дивизии пиратов Широхиге и без труда домысливший недоговорённые подробности Феникс засучил рукава и отправился требовать свою долю выигрыша у одного из спорщиков и компенсацию за моральный ущерб у другого.


Про неожиданно популярного Бена и некоторых других:

1.

1.
Иногда бывает так, что два человека неуловимо похожи друг на друга. Сложно сказать, в чём именно заключается это сходство, а заметить его можно было бы лишь в том случае, если бы эти два человека вдруг оказались рядом в одном кадре. Но такого не случалось ещё никогда, и поэтому похожесть была неочевидной для всех кроме того, кто был единственным связующим звеном между этими двумя.
Пару раз бывало, что Шанкс прямо так и говорил: «Бен, иногда ты мне так напоминаешь Сильверса Рейли, невозможно просто…» Говорил, конечно, по секрету, наедине, выдыхая в самое ухо.
А сам Бекман в такие моменты только и может, что улыбаться мысленно. О Тёмном Короле он знает достаточно – не только общеизвестное, но и те подробности, что можно было вытянуть лишь из знающего Рейли лично. То есть из того же Шанкса, когда тот бывал излишне весел и болтлив. И почему-то быть похожим на Сильверса Бену и самому хотелось. Уж слишком большое значение для рыжего он имел в прошлом.
– Это, наверное, как-то связано с тем, что ты иногда совсем не похож на капитана. Так, мальчишка-матрос, неизвестно за какие заслуги в команду принятый.
Шанкс в ответ только смеётся – громко, заливисто, заразительно, как всегда. И бескомпромиссно заявляет:
– Не вижу в этом ничего плохого.
Бен тоже не видит. Значит, оно и к лучшему.

2.

2.
Откуда вообще эта соломенная шляпа взялась, сейчас никто и не вспомнит. Либо она просто понравилась этому рыжему, либо и тогда означала что-то важное… Но факт – он не расставался с ней никогда. Никогда до того момента, пока не решил оставить её «на сохранение» одному запоминающемуся резиновому мальчишке.
Для которого эта шляпа стала настоящим сокровищем. Он боялся потерять её почти так же сильно, как потерять дорогих сердцу накама (всех до единого, включая корабль). Но всё-таки в первую очередь эта шляпа была символом его обещания, и теперь, когда оно выполнено…
Бен устало прикрыл глаза. Наблюдать тёплую встречу Шанкса и Луффи он мог бы сколь угодно долго, но вот видеть их спорящими… Тем более что и азарта, и упрямства у каждого из них было в избытке, то есть в ближайшее время им вряд ли удалось решить, кому дальше носить многострадальную шляпу. Особенно если учесть, что оба хотели не оставить её себе, а, наоборот, во что бы то ни стало вручить другому.
– Дурной он всё-таки… – донеслось до Бекмана. Это сказал сидящий неподалёку Зоро. Сегодня именно мечник вытянул жребий и поэтому был отправлен на важнейшую и невыполнимейшую миссию, то есть сопровождать капитана пиратов Соломенной Шляпы и по возможности удерживать его от влипания в очередные «приключения».
Правда, бурную встречу Луффи со своим кумиром детства как очередные неприятности Ророноа рассматривать не мог, и поэтому он просто спокойно дремал неподалёку.
– Кто? – после некоторого молчания решил уточнить старпом.
Оба пирата пристально посмотрели на спорящих. Только что Шанкс наконец-таки согласился с доводом Луффи, что именно он является единственным и полноправным хозяином шляпы, и тут же заявил, что как раз поэтому он может распоряжаться ею как ему будет угодно, и в частности может даже подарить её. Раздосадованный таким коварством Мугивара громко выражал своё возмущение.
– Оба, – переглянувшись, в один голос произнесли Бен и Зоро.


Я не уверен, писал ли о них кто-нибудь раньше... лично я такого безобразия не видел!

Кума / Мория. Изначально на фразу «Тени исчезают в полдень».

Кума / Мория. Изначально на фразу «Тени исчезают в полдень».
«Интересно, почему именно ему предложили освободившееся место?» – размышлял Бартоломью Кума, листая свою неизменную библию и время от времени бросая взгляды на сидевшего неподалёку «новенького». А надо признать, что разглядывать там было много чего – внешностью представленный как Гекко Мория обладал более чем запоминающейся. И дело даже не в выдающемся росте (на глаз примерно таком же, как у самого Кумы), не в некоторой непропорциональной яйцеобразности тела на коротких ножках, не в сероватом оттенке кожи и фиолетовом – волос, не в острозубой ухмылке до остроконечных ушей и не в рожках на лбу…
Почему-то больше всего взгляд Кумы к себе привлекала кажущаяся очень длинной шея с крестиками стежков.
«Кажется, это именно он не так давно потерпел феерическое поражение от Кайдо и потерял там всю свою команду. А его за это Шичибукаем сделали.»
Шея у Мории и впрямь была длинноватой. Но это ещё усиливалось тем, что у него почему-то вовсе не было подбородка. За то были стежки эти непонятные, одновременно и привлекающие к себе внимание, и не дающие заметить другие «особые приметы».
«Интересно, это у него тоже последствия какой-то схватки?»
Такие же стежки у Мории были и на лбу – два аккуратных ровных крестика. А на шее – шесть.
«А если спуститься ниже – там будут другие или нет?!»
Поймавший себя на этой мысли Кума решил взять себя в руки и всё-таки уделить хоть немного внимания теме собрания Шичибукаев. Но, к несчастью, вице-адмирал Тсуру как раз объявляла о его окончании.
Кроме множества подробностей о внешности Гекко Мории с этого собрания Кума вынес только одно.
Смех нового Шичибукая звучал как «Ки-ши-ши».

Так причиной их первой встречи стало назначение нового Шичибукая. Потом, конечно, они ещё несколько раз видели друг друга, в основном на тех же собраниях. Гекко Мория набирал себе новую команду из зомби всех мастей и вообще крайне редко покидал свой плавучий остров, бороздящий туманные просторы Флорианского треугольника. Бартоломью Кума вовсю приобщался к экспериментам доктора Вегапанка, а в промежутках между ними выполнял поручения Мирового Правительства.
Их последняя встреча состоялась при совсем других обстоятельствах. Но одной из её причин тоже стало назначение нового Шичибукая.

Реакция Мории на прибывшего на его Триллер Барк гостя была вполне сдержанной. На принесённую новость – тоже, хозяин плавучего острова просто принял это как факт и убрал новое знание на угловую полку памяти, где пылились прочие мало имеющие лично к нему отношение сведения.
А вот предупреждение он воспринял совсем по-другому: гневно, непримиримо, в полном соответствии со своим характером и амбициями. И, конечно же, при этом он отрицал саму возможность оказания ему содействия.
На лице Бартоломью Кумы не отражалось ничего (он и раньше был не особо силён в выражении эмоций, а окончательно неподвижным его лицо однажды сделал Вегапанк), и даже глаза его были скрыты стёклами очков. Но это не значит, что внутри него сейчас не разгоралась борьба.
С одной стороны был чёткий приказ Правительства – не допустить падения очередного Шичибукая от рук Мугивары. Но Кума чувствовал, что этот приказ он сможет проигнорировать без особого труда. Тем более что скоро у него исчезнет сама возможность непослушания, и напоследок нужно обязательно воспользоваться таким удобным случаем.
Неожиданно с той же стороны было его собственное желание защитить Гекко Морию от вероятной угрозы. А в том, что опасность от сына Драгона исходит более чем нешуточная, Кума не сомневался. Наследственность уже даёт о себе знать.
А вот с другой стороны до сих пор звучали яростные слова Мории и его непередаваемый смех. Его уверенность в собственных силах и нежелание принимать помощь. Его гордость.
И всё-таки Кума решил, что горечь поражения будет предпочтительнее унижения быть спасённым. Возможно, он просто не хотел, чтобы Мория стал считать его врагом и мстил за нанесённое оскорбление.

«Тени исчезают в полдень», – билась у прозванного Безжалостным в голове старая поговорка, пока он наблюдал за разворачивающейся перед его лицом панорамой битвы и обеими руками удерживал себя от вмешательства в противостояние.
Но в этот раз всё произошло иначе. Тени покинули своего хозяина почти сразу после рассвета.

Согласившийся на последнее, призванное окончательно лишить его собственной воли изменение Кума боялся только одного – что однажды он сам или его копии-Пацифисты однажды сделают то, чего он бы делать не хотел и не стал независимо от обстоятельств. Будь он хоть трижды «Безжалостным».
И только в ушах у Кумы почему-то всё звучал этот уникальный, с первого звука узнаваемый смех:
«Ки-ши-ши-ши…»


Последняя в этом туре:

ЛоЛуффиКидд. «Три товарища».

ЛоЛуффиКидд. «Три товарища».
Ну и что с того, что все они разные, пришли из разных морей, разными путями добирались от Обратной горы до архипелага Сабаоди, и вряд ли у них найдётся что-нибудь общее в прошлом? Хотя вряд ли они будут оглядываться назад – они не из такого сорта людей.
Ну и что с того, что все они заработали себе определённого рода славу и немалую цену за излишне буйные головы – каждый своим способом, – все примерно равны по силе и каждый совершенно независим? Они этого и сами не могут не понимать. Никто из них не собирается уступать другому, но никто и требует делать такого рода уступки.
Ну и что с того, что все они идут к одной цели и в принципе являются соперниками? Когда до этой цели ещё половина мира – причём сложнейшая половина, совершенно непреодолимая! – а их дороги уже пересеклись, то делить им пока нечего.
Просто сейчас они сражаются плечом к плечу против общего врага, хотя формально даже не знакомы друг с другом. И они не знают, как сложатся их судьбы в дальнейшем, но каждому хочется дожить до этого, продолжая идти своим собственным путём, поэтому на короткое время им придётся стать настоящими товарищами. И почти сразу разбежаться в разные стороны.
Может быть, при следующей встрече кто-то из них спасёт другому жизнь. Может быть, при следующей встрече они станут настоящими врагами и всерьёз будут желать друг другу поражения, что хуже смерти. Может быть, при следующий встрече один из них вовсе не узнает другого.
Но всего этого они сейчас не знают, и даже не думают об этом.


А это не совсем относится к теме, но тоже будет лежать здесь. Потому что мне нравится. Я для себя писал, а кое-где даже выковыривал ложкой через ухо.

Луффи / спящий Зоро

Луффи / спящий Зоро
Есть сокровища, до которых ещё плыть и плыть через полмира, а есть совсем другие, до которых рукой подать. Конечно, если ты можешь, стоя обоими ногами на палубе, дотянуться рукой до верхушки главной мачты и одним рывком забросить себя в «воронье гнездо».
Такое сокровище, что разглядит не каждый. И то, что ты им уже обладаешь, менее ценным и желанным его не делает.
И даже то, что «сокровище» бессовестно спит вместо того, чтобы бдительно всматриваться в ночной горизонт, лишь делает его более привлекательным. Потому что к спящему можно тихонько подобраться, забраться к нему на колени, обхватить руками и ногами... И если в процессе удастся не задеть его ненаглядное оружие, то он не проснётся.
Точнее, сделает вид, что не проснётся. Ему ведь тоже не хочется портить утренний сюрприз.

Про возвращение. Зоро / Луффи (лёгкий ангст, яой за кадром)

Про возвращение. Зоро / Луффи (лёгкий ангст, яой за кадром)
Возвращение Зоро было неизбежно.
Как тут можно не вернуться, когда тебя тянет назад неотвратимая сила? Тянет так, будто грудь пробило гарпуном, и теперь привязанный к нему канат сматывается, не давая улову ни единого шанса. Так тянет, что нет необходимости сверять курс с обрывком Карты Жизни, так, что даже способный заблудиться на абсолютно прямой и единственной дороге не может свернуть с этого пути.
Тянет так, что внутри всё разрывается от желания двигаться быстрее, ещё быстрее, куда уж быстрее – так и не успевшее оправиться от смертельных ран тело не выдерживает, и приходится всё-таки давать ему короткие передышки. Короткие – тут уж не до здорового недельного сна, он не просто спешит, он безнадёжно опаздывает.
Обычно в голове Зоро в той или иной степени присутствовали мысли о всех его накама – о них требовалось заботиться, их требовалось защищать. Честно говоря, он не испытывал к ним глубокой симпатии или нерушимой привязанности. Но каждый из них был одинаково важен для Луффи – а значит, мечник тоже будет за ними присматривать. И сделает что угодно, лишь бы не знать, каким будет выражение лица капитана, если Зоро вдруг не сможет исполнить его негласный, но самый важный приказ.
Но сейчас ему было не до этого. Сейчас помощь и защита требовалась самому Луффи. И в первую очередь до него нужно было добраться. Совершать невозможное, ввязывать в безнадёжные схватки, приносить в жертву руки, оружие, мечту и жизнь ради лишнего мгновения существования одного резинового недоразумения и единственной его фирменной улыбки – всё это будет потом.
Если он успеет.

Возвращение Зоро было неизбежно, даже если сам мечник считал, что он опоздал. У него были основания для этого.
И когда он наконец вернулся, Луффи сидел на берегу и смотрел на море. Он не сдвинулся с места, когда лодочка с мечником на борту уткнулась в прибрежный песок. Он не повернул головы, когда Зоро подошёл к нему и присел рядом. Он только сказал: «Зоро», – и всё.
Капитан изменился. То, что ему удалось пережить с момента потери его драгоценной команды – да и сама эта потеря в том числе, – не могло не оставить следов.
Следов на теле – Зоро мог только бессильно и зло сжимать пальцы на рукояти Сандай Китетсу и мысленно проклинать свою слабость, из-за которой ему не удалось быть в те самые страшные моменты рядом с капитаном. Интересно, можно ли считать то, что его забросили в неведомую даль (причём первым из всей команды!) за поражение и, как следствие, нарушение самой важной в его жизни клятвы, данной будущему Королю Пиратов?
Следов в душе – Зоро не знал, что именно пришлось пережить капитану, но это было по-настоящему невыносимо, раз уж мечник мог чувствовать это даже через всё разделявшее их расстояние.
В какую-то секунду Зоро даже пожелал внезапного появления проклятого шичибукая, разъединившего их однажды – просто потому, что он не знал другого человека со способностью, которая помогла бы ему разделить с капитаном его боль. А лучше бы взять эту боль себе целиком – неважно, что с ним после этого станет, лишь бы Луффи перестал быть таким тихим и погружённым глубоко в себя. Отрешённым. Задумчивым. Серьёзным.
Непривычным.
– Зоро, – тихо повторил Луффи, и мечник с удивлением отметил в своём коротком имени знакомые нотки «это важно, и я хочу, чтобы это сделал ты, потому что только на тебя я могу рассчитывать в полной мере». И пусть самого мечника крайне не прельщала перспектива вставать, куда-либо идти и там что-нибудь делать, он внутренне собрался и приготовился исполнить то, что прикажет ему капитан, даже особо не задумываясь, зачем это нужно. Даже несмотря на то, что Зоро больше всего на свете не хотел уходить. Он ведь и раньше старался держаться к Луффи поближе, а уж в подобном состоянии тем более не собирался оставлять его в одиночестве.
Но это же Луффи, он совершенно не понимает, чем такая забота может быть вызвана и насколько близко к нему хочет оказаться мечник.
– Сделай то, что тебе больше всего хочется.

– – – – – – – – – – – – – – – – – –
– – – – – – – – – – – – – – – – – –
Наверное, ему должно было быть стыдно.
В конце концов, набрасываться на человека, с недвусмысленными намерениями стягивать с него одежду и тут же эти намерения исполнять – это всё-таки неприлично. Ну и что, что тот сам… не предложил, не попросил даже, а приказал. Может он вообще не это имел в виду. Может это ему и вовсе в голову не приходило как явно невозможное. Может он вообще ничего об этом не знал – а Луффи как раз такой, с него станется.
Наверное, ему должно было быть страшно.
Потому что он как никто хорошо знал, на что способен Луффи. Но даже он не мог поручиться за то, что ради такого случая капитан не придумает что-нибудь новенькое. И никакое Санторю этому заслуженному наказанию не противопоставишь. Тем более что мечник и не собирался ничего «противопоставлять». И тело Зоро, и душа Зоро, и жизнь Зоро, и вообще весь-весь Зоро от острия клинка Вадо Ичимонджи до кончиков зелёных волос на макушке принадлежал Луффи с тех самых пор, как… неважно, с какого момента. По ощущениям – так было всегда.
Наверное, он должен был быть доволен.
Не каждый раз то, о чём даже мечтать не смеешь (но всё равно представляешь украдкой) и что кажется совершенно невозможным, вот так просто и внезапно падает прямо в руки. Особенно если это не что-то абстрактное, а нечто конкретное, материальное и стоящее триста миллионов белли.

Наверное, он должен был сойти с ума.
Потому что когда такое всё смешное-резиновое-загорелое-лохматое оказывается в твоих объятиях – это уже невообразимое счастье. А этот невозможный тип ещё и улыбается, гладя по жёстким коротким волосам. И вертится, подставляя свежие шрамы под жаркие поцелуи. И сам прижимается тесно-тесно, и дышит тяжело, и губу закусывает, и при всём этом ещё притворно-недовольно ворчит. Мол, где ты раньше был, господин мечник, по какой-такой веской причине заставил себя так долго ждать?
Разве такое может случиться? Нет. Это больше похоже на горячечный бред. Наверное, это ему просто голову напекло. И на самом деле дрейфует он где-нибудь посреди океана, не зная, где ближайший берег. В раны, которые некогда было толком промыть и перевязать – спешил же! – дрянь какая-нибудь попала.
И пить очень хочется.

Наверное, он должен был испытывать хоть какие-то чувства. На худой конец волноваться, как в пути сюда. Но Зоро просто сидел и ждал, пока Луффи вернётся.
В первый момент, когда он проснулся и не обнаружил поблизости капитана, его порывом было подорваться с места и отправиться на поиски. Вот только сил на это не осталось совсем – отдал последнее, что ещё оставалось, и именно поэтому так невовремя уснул. И хотя он не дал себе долго спать, но Луффи этого оказалось достаточно для того, чтобы собраться и уйти.
И мечник даже было приготовился поспать ещё немного – всё равно больше нечем заняться – как приближающийся топот и радостные вопли «Зорозорозоро!..» заставили его оглянуться.
Конечно, это мог был быть только один-единственный человек. С радостным блеском в широко распахнутых глазах и с улыбкой до ушей. И, когда он с разбегу плюхнулся мечнику на колени, выяснилось, что пахнет от него мясом.
– Как же всё-таки хорошо, что ты у меня есть, – с ходу многозначительно заявил капитан, прижимаясь щекой к широкой груди мечника. И тому как-то не нашлось, чего возразить.

В конце концов, Луффи тоже вернулся.
И у них на двоих ещё оставалось немного времени до того момента, когда вернутся все остальные.

Бонус. Вырезанная сцена.

Бонус. Вырезанная сцена. (R!)
И вот вроде бы представлял, каково оно будет, перебирал мысленно все возможные обстоятельства и развития событий, которые могли бы привести к желаемому, а на деле всё оказалось куда проще. Можно просто протянуть руку и взять, и не думать при этом в общем-то ни о чём. Можно – потому что вот так неожиданно, вроде бы беспричинно раз-ре-ше-но.
И вот вроде бы представлял, каково оно будет, и действия свои продумывал, и реакции на них пытался предположить, и мучительно выбирал, что именно сделать, чтобы прямо с первого раза было хорошо, чтобы как можно более полно выразить переполняющие чувства и ненавязчиво добиться на них ответа, чтобы… чтобы всё и сразу. А вот когда до дела дошло – всё равно почему-то дрожат руки. Мелко-мелко, почти незаметно, но дрожат.
И три великолепные катаны, ложась на землю, возмущённо лязгают друг о друга. Но сейчас не до них, пусть они и важны, но всё-таки занимают только второе место в списке образующих смысл существования.
Это даже не движение – просто резиновый непоседа вдруг оказывается в объятиях. Хотя какой он сейчас «непоседа», сидит себе спокойно, будто точно знает, что сейчас произойдёт, но не собирается этого избегать или пытаться изменить; ждёт, смотрит исподлобья лукаво и прямо в глаза, пристально, испытывающе, сосредоточенно, со всей решимостью; не улыбается до ушей, но и не серьёзен, приподнял-таки уголки губ.
И если сейчас запустить пальцы в его непослушные чёрные пряди, то убедишься, что они податливые, и от нежнейшего прикосновения тянутся, а спустя секунду уже занимают своё место в неизменном беспорядке.
И если сейчас наклониться немного, приблизиться лицом к лицу, то можно узнать, что губы его имеют резкий и ни на что не похожий привкус, и какими обветренными и потрескавшимися от морской соли они не были, они всё равно остаются мягкими. А пока будешь это изучать, с каждым движением позволяя себе всё больше, он этак невзначай положит тебе руки на плечи, и это станет лучшим подтверждением правильности твоих действий.
И тогда можно поддаться порыву и сжать его в объятиях крепко-крепко, сильно-сильно, так, что рёбра должны были бы захрустеть, и держать так долго-долго, наверное, аж целую минуту или даже две. А когда он запрокинет голову и весь прогнётся, пытаясь перевести дыхание и попутно уже заметно улыбаясь небу, то можно будет спокойно, неторопливо расстегнуть его очередную безрукавку нового цвета и неизменного покроя и со всей обстоятельностью начать проверять, везде ли он одинаков на вкус.
Как окажется, везде.
Но если прижаться губами к его левой ключице, так дразнящее выпирающей под загорелой кожей, то можно заметить, как поднявшаяся в очередном вдохе грудь не поспешит опадать, а замрёт аж на целых шесть ударов сердца.
И необычно податливым и упругим он тоже, конечно, окажется везде.
Но если спуститься ещё чуть ниже и обвести языком старый шрам посреди живота, то его руки больше не будут просто расслабленно лежать на твоих плечах, а с нечеловеческой силой вопьются в них стальными крючьями обманчиво-тонких пальцев.
И этим лишат последнего шанса остановиться.

И где-то на этой оптимистичной ноте я этот пост закончу, чтобы при необходимости потом завести себе новый.

@темы: Кусок - страшная сила, Придумаешь только нарочно

---

Можно пытаться запутаться во времени, чуть поспешить, кого-нибудь на пути уговорить, поторопить, можно бежать, скользить и чуть ли не падать… Можно, наоборот, задерживаться изо всех сил, старательно останавливаясь на каждом перекрёстке, незапланированно зайти в магазин и придирчиво, крайне неторопливо выбирать там сладости, а потом ещё шагать так неспешно, мелким прогулочным шагом, вдыхая полной грудью игривый ветер с лёгким привкусом капели и приближающееся весны и так по-ребячески размахивая сумкой…
В общем, можно много чего делать, пытаясь добиться внезапности. Подкрадываться неожиданно, со спины, даже дыхание задержав, то есть не выдавая своего появления ровным счётом ничем. Но в любом случае ответ – ответ в форме короткого, небрежного вопроса – будет одним и тем же.
– Чаю?
И хоть при этом ты почему-то упрямо делаешь вид, что заварил его исключительно потому что сам захотел пить и вообще-то никого не ждал, но слишком большой чайник, заметно курящийся ароматным паром, и явно больше одной чашки (предусмотрительно только-только прополосканные под горячим краном, чтобы кипяток остывал не так быстро, и теперь стоящие вверх донышком на своих блюдцах) выдают тебя с головой. Ты действительно не ждал, не надеялся и даже не верил. Ты знал, когда именно я вот так внезапно приду к тебе в гости. Даже несмотря на то, что я сам практически никогда этого не знаю.
– Да, конечно. С удовольствием.
И тогда ты, конечно, начинаешь разливать чай.
Точными движениями берёшь и переворачиваешь чашки, походя смахивая мизинцем оставшиеся на краях капли воды, и ставишь их обратно на блюдца – ровнёхонько по центру, потом чуть наклоняешься, забавно, символически, совсем немного хмуришь брови и слегка поворачиваешь одну из чашек вокруг своей оси – градусов на десять, не больше, добиваясь идеально симметрии и того, чтобы узор на боку чашки оказался точно напротив аналогичного на блюдце. Это принципиально, это – неотъемлемая часть ритуала.
Только после этого ты наконец берёшь в руки чайник – тремя пальцами правой руки за выгнутую ручку, в то время как средний и безымянный левой мягко ложатся на крышку по обе стороны отверстия для пара.
Ты тонкой струйкой наливаешь чай, но при этом ты почему-то не держишь чайник неподвижно, а описываешь им круги так, что горячий янтарный напиток льётся точно по краешку чашки, но ни каплей не проливается мимо. Вокруг первой чашки таким образом ты успеваешь описать два полных оборота, но вторая стоит немного дальше, и тебе приходится к ней наклоняться, а когда от этого тебе на лицо падает одинокая прядь и тебе приходится отвлечься на прятание её обратно за ухо, вторая чашка наполняется быстрее, всего за три пи радиан.
Я подозреваю, что из-за этих манёвров чай получается разным на вкус, но попробовать и убедиться в догадке ты мне не даёшь, неизменно протягивая именно первую чашку и одновременно с этим добавляя во вторую две ложечки – разных ложечки, это тоже принципиально – сахара. И, несмотря на то, что из твоих рук я принял бы не только сладкий чай, но даже кофе (а я его не люблю – я просто не умею его готовить), мне не приходит в голову спорить с твоим выбором.

@темы: Чай как неотъемлемая часть мироздания

---

Тише, я пишу тебе письмо.
Путаясь в словах и буквах, перескакивая с одного на другое, совершенно забыв тему письма, что на самом деле хотел сказать и зачем вообще брался за карандаш. Тихо скрипит грифель, оставляя неровный след на бумаге, тихо капает воск с подсвечника прямо на стол, тихо свистит ветер в щелях окна.
Совсем недавно оглушительно хрустел снег под ногами, совсем свежий, только-только выпавший и ещё никем не тронутый. Вот захотелось вдруг выйти пройтись, да так, что забыл даже позаботиться о поиске носков или о стратегически оправданном натягивании свитера. Нет же, одним движением впрыгнул в ботинки, вторым – схватил куртку, и выбежал, одеваясь-застёгиваясь прямо на ходу. Ключи в кармане оказались – повезло.
И хорошо, что продрог, а то бы ещё долго изрисовывал белую-снежную гладь неровными петлями следов, забыв о времени и заблудившись в пространстве… Продрог, но успел вдоволь надышаться воздухом с привкусом снега и даже подхватил где-то приступ вдохновения.
И поэтому сижу и пишу тебе письмо.

Проснувшись, я забуду о том, что хотел написать. А ты так никогда и не узнаешь.

@музыка: Jorn - Worldchanger

@настроение: рилика

@темы: Зима в сердце