[S&M]

Однострочники, у которых мало шансов подрасти, но не записывать которые как-то жалко.
Матчасть начинает просачиваться из всех возможных источников...

На самом деле я диплом писал, а получилось вот что.

Антонио, чёрно-белое (70 слов)

«Сыграйте это. В.М.» – было выведено на внешней стороне сложенного вчетверо листа. Развернув записку, Антонио обнаружил ровные нотные строки и незнакомую мелодию на них.
Он успел исполнить этот короткий отрывок трижды, каждый раз вслушиваясь в сплетение звуков и пытаясь разгадать смысл послания. И лишь на четвёртый раз Антонио догадался опустить взгляд на собственные ладони: на протяжении всей композиции пальцы его правой руки касались только белых клавиш клавира, а левой – только чёрных.

Розенберг, Антонио (41 слово)

– Он хочет писать оперу на немецком языке! Ты представляешь? Хочет! – не находил себе места от возмущения Розенберг.
Антонио тактично молчал. Он тоже искренне осуждал закрытие императором Иосифом итальянской оперы в Вене, но собственный зингшпиль Сальери под названием «Трубочист» был почти закончен.

– Да, я читал пьесу Питера Шеффера. Но в моём мюзикле всё равно не будет сцены «Сальери удаляется в библиотеку, чтобы спокойно поесть сладостей»!

Это была тактическая ошибка, но заметили её не сразу.
Перешивать чёрный костюм из других, менее марких тканей было поздно – да и где найти такие, чтобы при этом они ещё и презентабельно смотрелись из зрительного зала? Что-либо менять в постановке двух номеров, во время которых Флоран умудрялся собой вытирать всю сцену, было и вовсе невозможно, ведь это перечеркивало разом и задумки создателей, и долгие репетиции.
В очередной раз окинув задумчивым взглядом восхитительно грязные колени Сальери, Дов веским решением расширил состав труппы своего нового мюзикла на одну уборщицу с очень большой шваброй.

– Лоран, ну сколько можно? В этой сцене ты умер – так что, будь добр, лежи спокойно и прекрати так мило улыбаться собственной названной дочери.
Режиссер негодует, и у него есть на то более чем веские основания. Но и у Солаля есть свои уважительные причины: ему во что бы то ни стало нужно научиться улыбаться Маэве так, чтобы суметь её хоть чуть-чуть приободрить, когда она будет плакать на сцене по-настоящему, а не играть траур по отцу.

– Вольфганг, вы слышали? Говорят, что ваша музыка стимулирует умственную деятельность.
– Что-что симулирует?

И исполнения с однострочников пусть тоже лежат.

№11 (35 слов)

– Слушай меня внимательно, мой друг. Убийство – не самый удачный внезапный поворот сюжета, особенно если умирать предстоит главной героине... Вольфганг, что ты делаешь?
– Правлю твоё либретто сам, Лоренцо. Я случайно пообещал отдать эту роль Алоизии Вебер.

№25 (215 слов)

– Слушай меня внимательно, мой друг. Убийство – это же не наш метод! – эмоционально всплеснул руками Розенберг, но практически сразу одёрнул себя: – Нет-нет-нет, так не пойдёт. Нужно говорить спокойно и аргументированно, иначе он и не подумает слушать.
Розенберг снова поймал своё отражение в маленьком карманном зеркальце, старательно придал своему лицу самое отрешённое выражение, а потом для выразительности чуть приопустил уголки губ.
– Мой друг, если тебе так хочется погубить Моцарта, есть же более подходящие способы, – медленно, тщательно подбирая каждое слово, произнёс он. – Можно освистать его новую оперу. Можно рассорить его с госпожой Вебер. Можно надавить на да Понте…
Розенберг приближал зеркальце всё ближе к лицу, одновременно нашаривая во внутреннем кармане карандаш. Чтобы подрисовать себе на щеке смазавшуюся родинку, ему пришлось поджать губы и прервать ненадолго репетируемую речь.
– И кто тебе сказал, – продолжил он немного неразборчиво, краем кружевного платка стирая со щеки чуть потёкший румянец, – что у меня специально для таких случаев есть стратегические запасы ядов? Если тебе вдруг – не хочу знать зачем! – понадобился мышьяк, ты можешь обратиться к аптекарю с Кернтнерштрассе, он не задаёт лишних вопросов…
Розенберг чуть повёл зеркальцем в сторону, желая осмотреть себя со всех сторон, и, к своему бесконечному ужасу, заметил в отражении чёрную тень за собственным плечом.
– Что ты сейчас делаешь? – мягко поинтересовался Сальери, не изменивший своей привычке неслышно подкрадываться со стороны спины. – Розенбееерг?

@настроение: НЕ СПАТЬ

@темы: Придумаешь только нарочно, А пуркуа бы не па?